Как мы начали делить друг друга на «ватников» и «укропов»? Искать «неонацистов» или, наоборот, исключать из украинцев всех, кто думает не на том языке, проголосовал на выборах не так, родился не в том регионе, не в ту церковь ходит?
Политологи объясняют, что «раскачка» украинского общества манипулятивными тезисами, деление украинцев на сорта, разжигание вражды между разными группами ведутся уже давно. Сейчас перед лицом общей опасности мы сплотились. Но надолго ли? Вернётся мирная жизнь — сумеем ли мы найти общий язык, прийти к единству? Принять друг друга разными и больше не позволить враждебным внешним силам вбить клин между нами?
Сегодня в нашем проекте #ДавайтеОбсуждать — политолог Борис Тизенгаузен и мы говорим о технологиях манипуляции общественным мнением, которые применялись на украинцах и не только.
— Может ли трезвомыслящий человек за полгода полюбить Путина? Смотришь, был адекватный гражданин, но начал смотреть российские телеканалы и теперь ненавидит украинцев. Перед этим жил спокойно 30 лет в независимой Украине, говорил на родном языке, никаких неонацистов, придуманных пропагандой, в глаза не видел…
— Да, действительно, есть такой магический эффект у телевидения, особенно у профессионально разработанной пропаганды. Даже не за полгода, а за пару месяцев можно изменить точку зрения человека, сделать его агрессивным, заставить его ненавидеть другие категории населения. В принципе, в любой методичке по «цветным» революциям вы найдёте механику, как это делается.
В основе «цветных» революций всегда лежит разделение общества — по языковому признаку, религиозному или национальному. Находится точка разделения, а дальнейшая задача — показать расхождения и объяснить одной категории населения, кто для неё враг, а главное — почему. Вот те другие, которые верят не в того Бога, говорят не на том языке… То есть демонизировать определённую категорию населения и натравить одну часть общества на другую. А дальше просто вовремя подливать масла в огонь, создавать «правильные» пропагандистские сюжеты, нанять высококлассных пропагандистов и самое главное — подчинить средства массовой информации определённой группе влияния.
Поэтому да, такие инструменты существуют и в принципе они не так сложны, особенно в эпоху цифровых медиа и социальных сетей. Человек не просто отучается критически мыслить, он находит себе неких лидеров мнений, к позиции которых присоединяется, кому он доверяет. И через этих лидеров мнений тоже можно влиять на разные группы населения.
— Слышала, что соцсети нам «подсовывают» только ту информацию, которую мы хотим видеть.
— Политтехнологи называют это «инфококон». В чём суть этого информационного кокона? Как правило, большинство людей выбирают и читают те новости, которые ложатся в их картину мировоззрения. Например, если мне нравится один политик, а другой не нравится, то я чаще отреагирую на новость того политика, который мне нравится. Прочитаю ту новость, заголовок которой мне понравился.
В этом направлении соцсети и адаптировали свои алгоритмы. Вам показывают тот контент, с которым вы взаимодействуете. Через определённое время вы вдруг обнаружите, что большинство новостей вам интересны, а большинство сообщений, которые видите в ленте, вы читаете. Просто те, которые вам не нравятся, вам перестают показывать. Так работают алгоритмы.
Вам кажется, что все вокруг поддерживают вашу точку зрения. Вы не видите реальной картины, альтернативных мнений. И знаете, как ещё наши люди поступают? Если кто-то приходит с альтернативным мнением, его просто банят и больше не видят в своей ленте. Так делает большинство.
В итоге получается, если вы черпаете информацию из социальных сетей, ваша картина мира искажается. Поэтому для того, чтобы критически мыслить, просто необходимо мониторить в том числе и площадки, с мнением которых вы не совсем согласны. Потому что критическое мышление — это способность взять информацию из нескольких источников, проанализировать и сформировать своё собственное мнение, свой взгляд на вещи. Может, он не будет совпадать ни с одним из тех источников, которые вы прочитали.
К сожалению, в эпоху высокой скорости потребления информации часто у людей на это просто нет времени.
— Есть что-то такое, чего мы не замечаем сейчас? Какие-то новые тезисы, намечающие новые линии разделения, которые нам несут наши «лидеры мнений»?
— Кстати, большинство лидеров мнений, которые заработали себе репутацию и получили огромное количество подписчиков, через какое-то время соглашаются работать на политические бренды. В Украине всегда за политику платили неплохо. Иногда даже больше, чем за коммерцию. Поэтому время прямого контента, лобового, когда какой-нибудь знаменитый певец говорит: «Голосуйте за этого кандидата», прошло. Теперь, если вы лидер мнений с охватом большой аудитории, под ваш психотип, под ваши варианты контента политтехнологи предлагают такие месседжи и тезисы, которые завуалировано будут так или иначе влиять на мнение ваших читателей в нужном направлении. Читатели этого чаще всего не замечают.
Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Сейчас у нас общество консолидировано как никогда перед лицом общего врага. Поэтому даже какие-то политические распри и противостояния отошли на второй план. Тем более если мы берём крупные медиа, такие как ТВ, там сейчас формат совершенно другой. В едином марафоне несколько каналов и все транслируют одну и ту же повестку.
Сейчас нет влияния олигархических медиа, их убрали из общих марафонов, поэтому раскачать общественное мнение на политических распрях довольно сложно. Но если вспомнить, что происходило до войны, тот градус политического противостояния и накала информационных страстей, то картина разительно отличалась. И сейчас кому-то извне очень сложно будет разъединить украинское общество. Нужно настолько тонко работать… Должна быть колоссальная финансовая поддержка.
— Почему так мало россиян выступают против войны? Создаётся впечатление, что весь народ сплотился — но не как мы, для защиты своей земли, а для агрессии. У многих здесь остались родственники, друзья, знакомые. Они все теперь «неонацисты»? Всех жителей Украины нужно уничтожить? Как в такое можно верить?
— Российское общество сложно раскачать, но по другой причине. Там информационно закапсулирована вся страна. Выйдешь на площадь просто с белым листочком бумаги — и уже на пять лет можешь сесть. Поэтому люди где-то на кухнях, наверное, могут ставить под сомнение цели войны, но в обычной жизни — вряд ли.
В ближайшее время там придётся градус пропаганды повышать в разы. Российскому правительству предстоит объяснить, почему рядовые россияне жили так себе, а теперь будут жить совсем плохо. Санкции, уход крупных компаний, остановка крупных заводов, иногда градообразующих, где сотни тысяч людей теряют рабочие места. И самое главное — тысячи гробов, которые всё чаще и чаще привозят в российскую глубинку. Уже сложно скрывать потери, реальную обстановку вещей и сложно объяснять, почему вторая армия в мире не продвигается которую неделю. И не просто не продвигается, а несёт довольно существенные потери.
— Как говорил один мой друг, украинцы очень любят исключать из украинцев. Пока для россиян мы все «неонацисты», некоторые украинцы считают, что их сограждане — недостаточно украинцы.
— Поиск эталонного украинца для некоторых людей становится идеей жизни. И рассказ, почему ты недостаточно украинец, тоже становится для них элементом самоутверждения. В своё время такие тезисы внедряли политтехнологи Януковича: разделение Украины на сорта — для того, чтобы ситуацию дестабилизировать.
Сейчас, например, некоторые политики пытаются вбить клин между политическим и военным руководством. Я эти тренды вижу. Начинают рассказывать, что военные молодцы и мы все им благодарны, а политическое руководство не дотягивает. Но пока что такие попытки не увенчались успехом.
— Нас столько лет разделяли. Как теперь восстановить единство общества? Ведь настанет мирная жизнь, наша победа — мы все в это верим — и внешний враг уже не будет объединяющим фактором. Мы не начнём искать врагов друг в друге?
— Должна быть чёткая и понятная культурная политика государства. В том числе языковая. В том числе и политика отказа от российских ценностей, попыток России снова навязать нам тезисы про единый народ и про то, что нужно мириться. Мы должны пойти по пути Балтийских стран. Быстрый и резкий — может, для кого-то болезненный — отказ от советского прошлого. Сейчас у балтийцев не возникает вопрос, нужно ли депортировать людей, которые ходят с георгиевскими лентами и орут: «Можем повторить». У нас после войны тоже этот вопрос возникать не будет.
Жёсткий общественный контроль, абсолютно рациональный, за политическим полем. Как только появляются политики, которые вдруг наметили некий раскол, разделения на сорта и собирают на этом электоральный хайп, они должны тут же навсегда исчезать с политической карты Украины.
— Наш народ традиционно шутит, что у правительства во всём виноваты «папередники». Создаётся впечатление, что пиариться иначе наши политики не умеют.
— У украинских политиков до войны было два способа, как получить симпатии электората. Первый — что-то сделать, чтобы ты запомнился и о тебе потом сказали: «Это же тот парень, который область поднял». Сделал город-сад из Одессы или Львова. Первый путь намного сложнее, по понятным причинам. Второй путь — разделить общество, показать врага, а затем озлобленную часть населения подмять под себя. Сказать: «Вы идите за мной, а там враги». Эти политики должны как раз навсегда исчезнуть с новой политической карты Украины.
Чтобы не допустить нового разделения, нужна, в первую очередь, государственная культурно-информационная политика. Понятная, с разъяснением. Зачастую нам не хватает именно разъяснения инициатив. Мы запрещаем российскую эстраду — по какой причине? Запрещаем того или иного автора — почему?
На мой взгляд, исключительно для научных целей в школьной программе должны оставаться русские авторы, которые возвеличивают Российскую империю — просто чтобы их исследовать. Исследовать механику, как они до этого дошли и что после этого стало с российским народом. Люди читают записи Гитлера — чтобы понять и чтобы предотвратить. Чтобы никогда больше такого не было.
— Какие вы можете назвать наиболее яркие технологии управления общественным мнением?
— Самая простая технология — создание внешнего врага. Сначала нужно принять решение, кто будет внешним врагом. НАТО, американцы, Украина, Литва или кто-то ещё. И дальше планомерно этого внешнего врага демонизировать. Для этого существует множество пропагандистских инструментов. «40 на 60», например, — когда ты даёшь 60% правды и 40% неправды. Но люди верят, потому что вроде как остальное всё правда.
Существуют эффективные механизмы, отработанные и опробованные на разных народах, различных группах населения. Самое главное для манипуляции — иметь контроль над средствами массовой информации, которые доставляют людям в головы необходимые тезисы.
В России доминирует мнение, что Украины как государства и украинцев как народа не существует. Эта тема постоянно артикулируется российскими чиновниками. Она основана на подмене исторических фактов. У них есть возможность переписать учебники истории и сказать, что «никогда их там не было, это полоумный младший брат, которого нужно вернуть под контроль». А дальше — долго-долго рассказывать, что Украины не существует, что народные песни и язык — это всё производные от русской культуры. И вот «титульность» русской нации сформирована: «я русский, остальные все недонации». А с «недонациями» можно делать всё что угодно. Они — недолюди. Такая двухэтапная пропагандистская модель.
— Если политтехнологии могут влиять практически на любого человека, как понять, что сам уже теряешь связь с реальностью?
— Практически никак. Но есть один критерий: если для тебя существуют некие триггерные темы. Человек может быть культурным, рассуждать о кино и литературе, но как только говоришь «Крым» или «Донбасс», у него глаза делаются стеклянными и он орёт: «Зачем вы 8 лет бомбили Донбасс?»
Как только ты понимаешь, что для тебя есть такие триггерные темы и ты без аргументов готов бросаться за них на человека, значит, где-то есть канал влияния на тебя. С другой стороны, для любого украинца сейчас есть триггерная тема — война России против Украины. И нельзя осуждать людей, которые в разговоре о ней срываются, теряют над собой контроль.
