Несколько дней назад Екатерина Щеткина подняла на сайте «Зеркала недели» вопрос о мобилизации православных священников и в частности духовенства из юрисдикции УПЦ.
Ввиду предстоящей этим летом массовой мобилизации граждан Украины такие вопросы, как: могут ли православные священники принимать участие в боевых действиях, имеют ли право отказаться брать оружие в руки, а также что именно является подлинной целью возможной мобилизации священников — приобретают особую остроту.
Цей текст також є українською мовою.
«Золотой запас» Украины
Суммарное количество священников трёх крупнейших конфессий Украины «греческого обряда» (УПЦ, ПЦУ, УГКЦ) составляет сейчас около 18 000, из которых примерно половина приходится на УПЦ. Однако если вычесть из них священников старше 60 лет, а также имеющих отсрочку (многодетных, ухаживающих за родственником-инвалидом и т.п.), число клириков УПЦ, подлежащих мобилизации, составит от силы 3000 человек.
Такой контингент едва ли даст Украине заметное преимущество на военном фронте. Однако на фронте церковной жизни Украины потеря такой духовной «бригады» может стать весьма существенной, особенно если речь идёт о священниках мобилизационного возраста (от 25 до 60 лет), за которыми ближайшее духовное будущее нашей страны.
Во многих сёлах Украины православная церковная жизнь концентрируется буквально вокруг нескольких священнослужителей, а иногда даже только на одном — на единственном священнике в селе. Если он исчезнет, полностью прекратятся службы в храме. Жители села останутся без литургии, причастия, без исповеди и других таинств. Им придётся обращаться к священникам в другие сёла, впрочем, если и там не возникнет та же ситуация.
Профессиональная богословская подготовка священника — длительный и трудоёмкий процесс. Обучение в семинарии — тот минимум, который должен освоить кандидат в священнослужители — обычно занимает 4 года (бакалаврат), а более высокий уровень (магистратура и далее) требует ещё нескольких лет обучения.
Хороший священник — это квалифицированный работник, ориентирующийся одновременно в самых разных церковных науках: история, догматика, литургика, каноническое право и т.д. Он должен быть и оратором, и психологом, иметь базовые знания в очень многих областях. Потеря всего лишь нескольких десятков хороших священников может очень дорого обойтись для церковной жизни целой области в Украине. Иные же священники бывают и вовсе «на вес золота».
И здесь можно поставить вопрос: учитывая все риски для духовной жизни Украины, связанные с возможной потерей вследствие мобилизации сотен или тысяч священнослужителей одной Церкви (УПЦ), имеющих духовное образование и многолетний опыт служения, кому же именно может быть выгодна такая утрата?
Нерешённые вопросы
Проблема мобилизации православных священников во время войны имеет несколько аспектов. Помимо, собственно, морального (убийство на войне), это также: правовой, канонический и, применительно к нынешней ситуации в нашей стране, церковно-политический — наиболее важный и сложный.
1. Право.
С одной стороны, Конституция Украины в п.4. ст.35 достаточно чётко указывает: «В случае если исполнение воинской обязанности противоречит религиозным убеждениям гражданина, исполнение этой обязанности должно быть заменено альтернативной (невоенной) службой».
Обращаю внимание на слово «должно» (а не «может»). А также хочу отметить, что здесь говорится о «воинской обязанности» вообще, а не только о срочной службе по призыву.
С другой стороны, п.2 той же статьи говорит о возможных ограничениях права на свободу вероисповедания: «Осуществление этого права может быть ограничено законом только в интересах охраны общественного порядка, здоровья и нравственности населения или защиты прав и свобод других людей».
Однако из самой структуры всей ст.35 неясно, относится ли этот п.2 только лишь к предыдущему п.1, где перечислены главные составляющие права на свободу вероисповедания («Это право включает свободу исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, беспрепятственно отправлять единолично или коллективно религиозные культы и ритуальные обряды, вести религиозную деятельность»), или же пункт об ограничении может быть отнесён и к п.4, в котором говорится о необходимости (ещё раз подчеркну — не возможности, а необходимости) замены военной службы на альтернативную, если того требуют религиозные убеждения.
Среди юристов до сих пор нет единого мнения, имеет ли гражданин Украины право на замену военной службы на альтернативную во время военного положения и мобилизации.
С одной стороны, в Законе «Об альтернативной (невоенной) службе» в ст.1 п.1 утверждается: «Альтернативная служба является службой, которая вводится вместо прохождения срочной военной службы и имеет целью выполнение долга перед обществом». На этом основании часть юристов утверждает, что альтернативная служба заменяет собой только срочную службу, но не службу во время мобилизации.
Далее п.2 той же первой статьи Закона говорит: «В условиях военного или чрезвычайного положения могут устанавливаться отдельные ограничения права граждан на прохождение альтернативной службы с указанием срока действия этих ограничений». На этом основании те же юристы утверждают, будто во время военного положения альтернативная служба должна быть отменена как таковая.
Также указывают, что в законе «О мобилизационной подготовке и мобилизации» альтернативная служба не упомянута вообще, и на основании этого делают вывод, будто во время мобилизации эта служба невозможна в принципе.
Наконец, некоторые юристы также утверждают, будто альтернативная служба предусмотрена не для любого гражданина по причине его личных религиозных убеждений, а только для тех, кто действительно состоит членом религиозной организации, официально зарегистрированной в Украине, и вероучение которой прямо запрещает для любых ее последователей брать оружие в руки (свидетели Иеговы, адвентисты, кришнаиты и т. п.).
В ответ на это юристы, допускающие альтернативную службу во время военного положения и мобилизации, указывают, что п.4 ст.35 Конституции требует заменять военную службу альтернативной, не оговаривая, что это касается исключительно лишь срочной службы и мирного времени. А значит, этот пункт Конституции должен быть отнесён и к военному положению и мобилизации.
Далее, Закон «Об альтернативной (невоенной) службе» в п.1. ст.1 не упоминает о мобилизации и не утверждает, будто во время мобилизации альтернативная служба целиком отменяется как таковая, а значит, утверждают эти юристы, и в этом случае должна действовать норма Конституции о замене военной службы на альтернативную.
Кроме того, п.2. ст.1 того же Закона говорит, что во время военного положения могут устанавливаться отдельные ограничения для прохождения альтернативной службы с указанием их сроков. Следовательно, эта служба рассматривается как целиком допустимая во время военного положения, а для её ограничения (но не отмены как таковой) в этот период необходимы специальные акты.
Таким образом, вопрос, имеют ли право граждане Украины на замену военной службы на альтернативную во время мобилизации и военного положения, остаётся спорным в нашей юриспруденции и нерешённым до конца.
Законы не дают чёткого ответа, и мы имеем дело с недоработкой законодательства. Юристы занимают здесь разные позиции, а суды выносят различные приговоры, которые нередко оспариваются затем в судах высших инстанций. Впрочем, буквальное прочтение основных положений Конституции и законов Украины скорее допускает альтернативную службу во время военного положения и предоставляет такое право гражданам.
Однако ввиду нынешней полномасштабной войны политическое и военное руководство Украины предпочитает занимать позицию, будто альтернативная служба сейчас недопустима в принципе (с чем, повторю, не согласны некоторые юристы и суды). В противном случае в Украине сейчас очевидно «обнаружились» бы миллионы граждан, отказывающиеся воевать якобы по религиозным мотивам, и тогда остро поднялся бы вопрос, как определить обоснованность их права на альтернативную службу? Как проверить их мотивы? Принадлежностью к конкретной религиозной организации? Фиксированным членством в ней? Не станет ли это предметом манипуляций и коррупционных скандалов, когда гражданин будет «приобретать» себе документы о своём якобы членстве в нужной религиозной организации, дабы избежать мобилизации?
Но в целом, что касается последнего вопроса, то есть принадлежности гражданина Украины к религиозной организации, учение которой запрещает брать в руки оружие, то здесь мы переходим к каноническому аспекту проблемы.
2. Каноны.
Если некоторые юристы интерпретируют ст.2 Закона «Об альтернативной службе» так, будто в ней речь идёт только об узком списке религиозных организаций, запрещающих всем без исключения своим членам брать в руки оружие, то в случае Православных Церквей мы видим особую картину.
С одной стороны, Православная Церковь рассматривает выполнение военной обязанности как долг христианина в качестве гражданина своей страны, особенно для защиты Отечества во время нападения врагов. Хотя убийство на войне не рассматривается как христианская добродетель, однако и не приравнивается к греху умышленного убийства (прав. 13 св. Вас. Вел.). Православная Церковь не относится к числу тех религиозных организаций, чьё вероучение запрещает в принципе брать оружие в руки.
С другой стороны, каноны Православной Церкви так же однозначно запрещают клирикам поступать на военную службу, предписывая лишать их за это священного сана (прав. 83 свв. апп.; прав. 7 IV Всел. соб.), а также требуют лишать сана клириков, совершивших убийство даже с целью самообороны (прав. 55 св. Вас. Вел.).
Отдельные и очень редкие случаи участия православных священников и даже монахов в военных действиях действительно имели место в истории (я имею в виду реальные факты, а не легенды, подобные рассказу о «монахе Пересвете» на Куликовской битве), в том числе и в относительно недавнее время, в XIX-XX веках. Но их следует рассматривать, скорее, как исключение. А, как известно, exceptio probat regulam in casibus non exceptis — «наличие исключения доказывает, что существует общее правило для всех тех случаев, когда исключение не делается».
Православная Церковь безусловно допускает для мирян военную службу и участие в боевых действиях, однако православные священнослужители однозначно относятся к числу тех, для кого «исполнение воинской обязанности противоречит религиозным убеждениям», а значит, военная служба должна быть (при буквальном прочтении Конституции Украины) для них заменена на альтернативную.
И здесь мы переходим к главному аспекту.
3. Церковная политика в современной Украине и вопрос мобилизации.
Как видим, в настоящее время украинские Территориальные центры комплектации (ТЦК) уже начали мобилизировать отдельных священников УПЦ на военную службу. Вероятно, вскоре будет поставлен вопрос об их массовой мобилизации.
Знаю уже целый ряд случаев мобилизации священников УПЦ, в том числе тех, с кем я знаком лично. Как мне известно, они вполне согласны с прохождением военной службы, за исключением только одного — непосредственного участия в боевых действиях и убийства вражеских солдат, хотя командиры пытаются заставить их пойти на это.
С другой стороны, мне до сих пор неизвестен ни один случай мобилизации священников ПЦУ или УГКЦ. На фронте они обычно выполняют функции капелланов.
Власти практически не рассматривают сейчас даже возможности замены для граждан Украины военной службы на альтернативную. Но даже если бы это и произошло, священнослужители УПЦ, скорее всего, не были бы отнесены к числу членов тех религиозных организаций, чьё вероучение в принципе запрещает брать в руки оружие. Хотя буквальное прочтение п.4 ст.35 Конституции Украины вполне давало бы православным священникам право требовать этого — им достаточно было бы сослаться на общеизвестные каноны Церкви.
Само возникновение сейчас вопроса, следует ли мобилизировать священников, особенно из УПЦ, не является, на мой взгляд, заботой об обороноспособности Украины. Число священников в Украине не так уж велико, в большинстве своём они не имеют серьёзной физической, и тем более военной, подготовки. И если военная служба, но без прямого участия в боевых действиях и могла бы быть для них приемлемой, то непосредственное убийство вражеских солдат однозначно вступает в противоречие с их совестью как священнослужителей.
Военному руководству вряд ли удастся как-либо мотивировать священников УПЦ, переубедить их, доказав, что убивать противника в бою — это их обязанность. Дело вовсе не в политических взглядах и не в общем христианском отношении к войне. Православный священник — это вид служения в Церкви, имеющий свои особенности и запреты, в том числе в вопросах применения силы и пролития крови. Я не говорю уже о монахах, давших особые обеты.
Противоречивая манипуляция
Бо́льшая часть статьи Е.Щеткиной посвящена вопросу не мобилизации священников вообще, а только одной конкретной юрисдикции — УПЦ. Примечательно, что автор совершенно не упоминает о Конституции и об альтернативной службе — очевидно, полагая, что к военному положению и к Православной Церкви это не имеет отношения.
Она рассматривает ситуацию сквозь призму возможной брони священнослужителей как сотрудников любой организации, имеющей право на сохранение необходимого персонала во время войны дабы избежать полной остановки своей деятельности (проект постановления Кабмина). А также, с другой стороны, — сквозь призму возможного принятия в ближайшем будущем законопроекта 8371, известного более как законопроект «О запрете УПЦ МП». Если первое могло бы предоставить УПЦ право забронировать своих священнослужителей, как и любой другой организации, то второе поставит УПЦ вне закона, а значит, наоборот, лишит её возможности воспользоваться «броней».
Е.Щеткина ребром ставит, как утверждает, «ключевой вопрос»:
«Как быть с представителями УПЦ МП? Неужели «московские попы» получат бронь вместе со всеми? А если нет, как это выглядит с точки зрения национальной безопасности — отсылать на фронт и давать оружие в руки людям, чья лояльность вызывает у государства опасения (на сей счет даже решение СНБО имеется)?».
В связи с этой статьёй «Зеркало недели» провело опрос «Следует ли мобилизировать на фронт священнослужителей УПЦ МП?». И если на сайте издания он показал, что 54% из 481 проголосовавших ответили отрицательно: «Нет, священнослужители любой конфессии имеют право не брать оружие в руки», то в Телеграмм-канале того же издания, где участвовало в несколько раз больше читателей, результаты опроса были совсем иными: большинство, а именно 44% из числа 1392 проголосовавших ответили: «Да, пусть с оружием в руках докажут свою лояльность Украине».
Мне кажется, что здесь мы имеем дело с определенной манипуляцией общественным мнением, причем весьма противоречивой по сути.
С одной стороны, в отношении УПЦ в последнее время активно формируется образ врага. Все священнослужители УПЦ практически поголовно записываются в «предатели, украинофобы, гундяевцы и агенты ФСБ».
С другой стороны, как видим, ставится вопрос: не следует ли их… отправить на фронт с оружием в руках, чтобы они именно там и таким образом доказали свою лояльность Украине. И довольно большой процент респондентов положительно относятся к такому требованию.
Если допустить, будто священники УПЦ действительно или реальные предатели (замаскированные агенты ФСБ), или же предатели потенциальные («ждуны»), логичнее было бы прямо наоборот — держать их как можно дальше от зоны боевых действий, чтобы они не имели возможности как-либо отрицательно повлиять на них. Что произойдёт, если замаскированного «агента ФСБ» украинское государство само подготовит к военным действиям, даст ему в руки дорогостоящее и крайне дефицитное оружие и отправит на передовую? Если этот священник действительно является, как думают некоторые, тайным сотрудником российских спецслужб, что он сделает в первом же бою?
Если же допустить, что далеко не все священники УПЦ являются реальными или потенциальными предателями, но всё равно должны с оружием в руках доказывать свою лояльность украинскому государству, убивая в бою вражеских солдат, возникает вопрос: чего именно украинские власти добьются в таком случае?
Решающего значения для войны пара тысяч священников УПЦ, ещё вчера служивших литургии, молившихся и совершавших каждения, вряд ли будет иметь. Если они благословляют других — солдат украинской армии — на защиту Отечества с оружием в руках, это ещё не значит, что то же самое они готовы сделать сами. Совесть православного священника запрещает ему убивать на войне, а каноны вообще требуют за это лишать сана.
Как, к примеру, если священник-монах совершает венчание и благословляет других на брак, это ещё никак не значит, что он сам обязан жениться. Или если священник может венчать второбрачных, это не значит, что по канонам он сам может разводиться и жениться во второй раз, сохраняя сан.
Не окажет ли таким образом украинское государство недопустимое давление на священников УПЦ, требуя от них того, что прямо противоречит каноническому праву и их совести как священнослужителей? И если так, то как именно отнесутся эти священники ко всем тем — к властям и к военному руководству, кто попытается совершить над ними такое духовное насилие? Станут ли они действительно «лояльнее» украинскому государству, если оно потребует от них убивать врага на поле боя? Потребует, угрожая в противном случае уголовным преследованием и тюрьмой как «уклонистам» или «отказникам».
Или же прямо наоборот: в случае таких давления и угроз не станет ли отношение этих священников к государственной власти куда менее лояльным и куда более оппозиционным?
Подлинные причины
Как известно, этой весной Верховная Рада запретила священникам УПЦ быть капелланами в ВСУ (несмотря на большой дефицит капелланов), а несколько дней назад Кабмин окончательно утвердил этот запрет.
Весьма вероятно, что УПЦ затем откажут в возможности бронировать своих священнослужителей от мобилизации, а то и вовсе запретят её законопроектом 8371. Как приемлемое решение проблемы мобилизации священников могло бы стать разве что использование их там, где военная служба не предусматривает участия в боевых действиях.
Однако опрос «Зеркала недели» показывает, что общественное мнение вполне готово поддержать требование к священникам УПЦ доказать свою лояльность государству «с оружием в руках». Кроме того, закон о мобилизации и другие законы не предусматривают для священников каких-либо преференций по сравнению с другими военнообязанными. Будучи мобилизированными, они не могут быть выделены все в отдельную группу военнослужащих и будут лишены права отказаться брать в руки оружие.
Мне кажется, что постановка этого вопроса сейчас — начало подготовки к совсем другим действиям, не связанным напрямую с обеспечением фронта человеческими ресурсами. Вероятно, что подлинная причина — это, во-первых, проблема «кадрового голода» в ПЦУ, о чём я говорил недавно в других своих материалах, а во-вторых — желание и госвласти, и ПЦУ любыми силами радикально ограничить деятельность УПЦ в стране.
При создании ПЦУ в конце 2018 года организаторы процесса сделали ставку на то, что подавляющее большинство священников и приходов УПЦ присоединится к новосозданной юрисдикции в течение года или двух. Однако этого не произошло. В ПЦУ перешло лишь около 500 приходов УПЦ (из примерно 12000), а вскоре процесс практически остановился.
С началом полномасштабной войны во многих регионах Украины был взят курс на практику полунасильственного перевода общин из УПЦ в ПЦУ. Чаще всего такие «переводы» совершались на собраниях «территориальных общин», организованных местными властями и в которых могли участвовать любые жители населенного пункта, а не на собраниях собственно религиозных общин, организованных их подлинным руководством, как того требует закон.
Результатом таких действий стало то, что ПЦУ получила большое количество храмов по всей стране, отнятых у УПЦ, однако чаще всего без священников, которые примерно в 8 случаях из 10 сами отказывались переходить в ПЦУ, а также без активных прихожан, которые составляли костяк общины и ориентировались в своём выборе на духовенство.
В своем докладе на Архиерейском соборе ПЦУ её предстоятель митр. Епифаний недавно озвучил цифры, согласно которым эта церковь насчитывает сейчас около 9000 приходов и 5700 священнослужителей (очевидно, включая диаконов). Мне кажется, что обе эти цифры несколько завышены, однако в любом случае они говорят об острой нехватке священников в ПЦУ.
Выходит, на 100 общин в среднем приходится лишь 60 священников. А если учесть, что некоторые крупные приходы имеют по 2-3 священника, значит, примерно половина общин (из числа формально зарегистрированных как относящиеся к ПЦУ) не имеют вообще ни одного священника.
Тогда как и в УПЦ, и в УГКЦ, и в Белорусском экзархате РПЦ, и в Румынской Православной Церкви (я просто перечислил украинские или ближайшие крупные церкви «греческого обряда») соотношение священников и приходов примерно 1 к 1: на 100 общин по статистике приходится в среднем 90-110 священников.
Как видим, политика массового «перевода» общин из УПЦ в ПЦУ принесла сейчас свои плоды. Несколько тысяч храмов по всей Украине, формально (пере)зарегистрированные как общины ПЦУ, не имеют постоянных священнослужителей, а также необходимый активный «костяк» — пономарей, чтецов-певцов, свечниц, и не могут поэтому обеспечивать полноценную церковную жизнь.
Общей мощности всех семинарий и академий ПЦУ хватает на подготовку примерно 200 студентов в год. А значит, решить в ближайшие лет десять своими собственными силами проблему нехватки священников ПЦУ определённо не удастся.
С другой стороны, несмотря на то, что некоторая часть священников УПЦ покинула страну (нередко благодаря тому, что их семьи являются многодетными), эта юрисдикция до сих пор сохраняет в Украине заметный перевес по количеству «кадров». Имеющих и соответствующее образование, и многолетний опыт служения. Многие священники УПЦ, отказавшиеся переходить в ПЦУ и чьи храмы были «переведены» местными властями в эту юрисдикцию, сейчас или продолжают собираться с остатками своих общин где-то по домам, или же нашли другую работу, оставив служение.
Жёсткий выбор
Мне лично кажется, что вопрос с возможной мобилизацией священников УПЦ — это следующая фаза украинского церковного конфликта и ответ на непредвиденные результаты предыдущей фазы: пустые храмы, «переведённые» из УПЦ.
Чтобы заставить священников УПЦ, подлежащих мобилизации, сменить юрисдикцию, им будет предложен жёсткий выбор: или священником в ПЦУ, или солдатом на фронт. Выбор между «плохим и худшим», смотря как каждый из них лично посмотрит на «что есть что» в этой альтернативе. Третий вариант — стать уклонистом, то есть поставить себя вне законодательства Украины, уйти в подполье.
Таким образом должен будет произойти, по Дарвину, естественный отбор: или приспосабливаешься, или исчезаешь (гибнешь, меняешь среду обитания).
Одних священников, не желающих сейчас переходить в ПЦУ, попытаются вынудить пойти на сделку со своей совестью и всё-таки сменить юрисдикцию — что даст им возможность избежать мобилизации. Другие будут мобилизированы и, вероятно, попадут на фронт, где им также придётся пойти на сделку с совестью, убивая врагов. Подчеркну, что это вовсе не противоречит обязанностям христиан, но противоречит обязанностям священнослужителей согласно с канонами Церкви.
Быть может, некоторые, будучи мобилизированными, и получат шанс попасть на службу, не связанную с участием в боевых действиях. Однако в любом случае мобилизация будет означать временную нейтрализацию этих священников УПЦ, поскольку на период военных действий они полностью прекратят свою деятельность в качестве священнослужителей.
Наконец, некоторые священники УПЦ, не желающие вообще делать предложенный выше жёсткий выбор, будут вынуждены стать «уклонистами», что также нейтрализует их деятельность в качестве священнослужителей, даже если УПЦ как таковая не будет запрещена законопроектом 8371.
Таким образом, я высказываю гипотезу, что вопрос о мобилизации священников УПЦ является сейчас составляющей совсем другой проблемы — не обеспечения фронта человеческими ресурсами, а обеспечения ПЦУ священнослужителями, в отношении которых эта Церковь испытывает острый дефицит.
Подготовить своими силами в ближайшее время несколько тысяч священников, имеющих высокие профессиональные качества, ПЦУ не может. Спешное рукоположение любых желающих, не имеющих духовного образования и соответствующих навыков, может привести вскоре к масштабному внутреннему духовному кризису самой ПЦУ.
В конфликте ПЦУ и УПЦ государственная власть в Украине отдаёт сейчас безусловное предпочтение первой юрисдикции и пытается помочь ей в решении ключевых проблем. Используя, впрочем, свои собственные методы.
В том, что касается кадрового голода в ПЦУ, остаётся лишь сделать ставку на священство УПЦ — на тех, кого можно если не уговорить перейти в ПЦУ, то по крайней мере попробовать заставить. В том числе, используя прямую угрозу отправки на фронт. Общественное мнение, настроенное крайне отрицательно к УПЦ, вероятно, первоначально будет готово поддержать такой шаг государственной власти, не подозревая о всех возможных его отрицательных последствиях.
Негативные последствия
Недоработанность украинского законодательства предоставляет много возможностей для проведения «нужной» политики в отношении священнослужителей «в ручном режиме». Именно это — отсутствие четких норм в законодательстве, что позволяет чиновникам трактовать их так, как они сами того пожелают, открыто и предлагает использовать Е.Щеткина. Она предлагает не совершенствовать украинские законы, а прямо наоборот, воспользоваться в текущий момент их несовершенством, чтобы добиться «нужных» результатов!
Приведу большую цитату, общий вывод из её статьи:
«Оставить всё на ручном управлении — наиболее логичный шаг в этой ситуации. В каждом конкретном случае при согласовании с Минобороны (или СБУ) будут действовать механизмы, которые одним дадут возможность получить отсрочку, другим — мобилизоваться в статусе некомбатанта, а кому-то даже такой «роскоши» не предоставят и отправят воевать на общих основаниях, невзирая на сан.
Ручной механизм распределения отсрочек для отдельных священнослужителей и целых конфессий может оказаться достаточно действенным. В нашей церковной ситуации трудно оказывать давление на «церковь вообще», так как церковь — это конгломерат отдельных, юридически независимых религиозных организаций — приходов. В этом главная слабость законопроекта «о запрете УПЦ МП» — придётся иметь дело не с каким-то одним митрополитом или епископом, но доказывать в судах «связь с руководящим центром в стране-агрессоре» для каждого сельского прихода (что может оказаться весьма затруднительно).
Мобилизация священников, определение для них отсрочек и военных ролей в ручном режиме даёт возможность влиять непосредственно на приходы и их настоятелей. Если можно припугнуть (или даже «наказать») повесткой за критическое высказывание, за несогласие с генеральной линией или просто с конкретным начальником (который, кстати, составляет списки на бронирование), то почему этот механизм обеспечения лояльности не использовать в отношении церкви?»
Конец цитаты.
Как видим, Е.Щеткина считает не просто приемлемым, а даже необходимым сейчас применение той практики, когда повестки и мобилизация используются именно для запугивания и наказания «несогласных» — причём в отношении всех священнослужителей УПЦ, а не только каких-то отдельных. Очевидно, что свою «лояльность» государству они обязаны будут, по мнению Е.Щеткиной, доказывать только двумя способами на выбор: или переходом в ПЦУ, или отправкой на фронт.
В результате такого «естественного отбора», вызванного радикальным изменением «климата», одна часть военнообязанных священников УПЦ должна будет, по замыслу, приспособиться (то есть согласиться с вынужденным переходом в ПЦУ); другая часть будет мобилизирована и на долгий срок полностью прекратит деятельность в качестве священнослужителей (некоторые, возможно, погибнут). Наконец, все остальные (за исключением пожилых священников или имеющих отсрочку) будут искать какие-либо способы избежать самого такого «выбора» (уклонение, эмиграция).
Ситуация же с монахами, которых в УПЦ несколько тысяч, является ещё более сложной. С одной стороны, многие из них являются такими же военнообязанными, как и священники. С другой стороны, требование в адрес монахов идти служить в армию и «доказывать лояльность государству с оружием в руках» было бы откровенным безумием. Однако если признать, что они ничем не отличаются от священников УПЦ, обязанных идти воевать, государственная власть должна будет потребовать и от них взять в руки оружие. Если же власть официально откажется от этого, выделив монахов в особую группу, возникнет вопрос, почему и священники УПЦ не имеют такого же права?
Оправдается ли моя гипотеза о том, что мобилизация будет использована как инструмент давления на духовенство УПЦ, мы вскоре увидим.
Если оправдается, но при этом не всё пойдет так, как запланировано, можно будет лишь выразить сожаление, что для решения межцерковного конфликта в который раз были использованы методы, способные привести к незапланированным результатам. Ибо те среди государственных чиновников, кто планирует глобальное решение церковных конфликтов, зачастую оказываются слабыми специалистами и в области человеческой психологии вообще, и психологии православного духовенства в частности.
Боюсь только, что если власти действительно начнут таким образом давить на священников, а их нежелание сменить юрисдикцию окажется сильнее, то мы увидим ещё более сильный упадок церковной жизни в регионах страны. Количество пустых храмов определённо вырастет, если и вовсе не станет критическим.
В заключение я хотел бы высказать сожаление, что при обсуждении вопроса о мобилизации священников УПЦ в качестве способа «доказать лояльность Украине с оружием в руках» наши журналисты (открыто приветствующие практику использования повесток для запугивания и наказания «несогласных») и их читатели забывают базовые принципы законодательства Украины как европейского государства. А именно: священники УПЦ ничем не отличаются по своим правам и обязанностям от священников ПЦУ, УГКЦ или РКЦ.
Требование со стороны власти для нескольких тысяч священников только лишь одной юрисдикции совершить выбор: «или переходите в нужную Церковь, или отправляетесь на фронт», едва ли станет простым и безболезненным актом.
Если вопрос будет поставлен жёстко, ребром, причём только перед одной конфессией, едва ли он останется незамеченным, в том числе со стороны западного демократического сообщества. Приписывать всему духовенству одной из крупнейших юрисдикций какую-либо коллективную вину перед обществом и требовать от священников особых доказательств своей лояльности государству с оружием в руках — это ставить крест на европейском выборе страны.
Открыто.
На глазах всего мира.