Как живётся украинцам на временно оккупированных Российской Федерацией территориях? Кто радуется долгожданному «освобождению от неонацистов», а кто бережно хранит память о Родине? Что дают «освободители» местному населению и что отняли? Вольно ли дышится там, где кремлёвские власти пытаются возродить «широку страну их родную»? Давайте обсуждать.
Мы пообщались с жителем Мелитополя — города в Запорожской области, который оказался в оккупации на второй день полномасштабного российского вторжения.
Имя нашего собеседника не указываем: людей, которые не одобряют войну, развязанную Российской Федерацией против Украины, на оккупированных украинских территориях преследуют — арестовывают, отправляют «на подвал», допрашивают, пытают.
С аэродрома в Мелитополе российские самолёты вылетали бомбить украинские города
— Живём мы недалеко от аэродрома. Война началась с бомбардировки. Взрывы, трясётся земля, трясутся окна, всё трясется. Жена говорит: «Началось». Я отправил жену с дочерью к тёще в село. А сам остался — заботиться о своих пациентах. Я занимаюсь реабилитацией тяжелобольных, и оставить людей, нуждающихся в моей помощи, не мог.
На следующий день утром, как только проснулся, я вышел во двор. Услышал выстрелы и решил посмотреть, что там происходит. Недалеко от места, где я находился, было здание СБУ. Его захватывали российские военные. Я увидел, что попал на линию огня, и ушёл оттуда.
— Получается, российские войска захватили наши территории всего за один день?
— Да, уже на следующий день. 24 февраля отбомбили аэродром, а 25-го утром были у нас. Захватили здание СБУ. Там было несколько человек наших военных, которые пытались удержать позиции. Там ведь документация. Потом появились откуда-то наши два танка, стреляли по зданию, когда там уже были российские военные. Они отступили, потом вернулись, один танк подбили в городе.
Дальше в течение всего дня шли локальные бои. Наших пытались выбить из онкодиспансера — якобы они там прятались, — россияне обстреливали больницу из гранатомёта. Но на самом деле наши военные находились в пустующем здании рядом. Это то, что я мог видеть и слышать, так как это происходило неподалёку.
К вечеру я вернулся домой, на другой конец города. Там началось сражение. Слышны были взрывы, перестрелки. И в селе, куда я отвёз жену, тоже были масштабные бои. Мирное село, но там когда-то располагалась военная часть.
26 февраля, на третий день войны, Мелитополь уже был под контролем российских войск. С тех пор мы живём в оккупации.
— Как сейчас обстановка? Происходят обстрелы или всё спокойно?
— В начале июля, когда у украинских войск появились «Хаймарсы», разбомбили мелитопольский аэродром, который использовали россияне. Люди, которые живут рядом с аэродромом, видели и слышали, что в среднем три раза в день с него взлетали боевые пары российских самолётов. Вылетали на запорожское, херсонское направление — бомбить украинские объекты.
Мелитополь — это логистическая развязка. Тут постоянно движутся колонны российской техники, происходит передислокация войск. И теперь начало «прилетать» — например, сегодня днём был взрыв. Куда попали, что взорвали — непонятно. Вчера ночью был сильный взрыв. Постоянно работает российское ПВО. Регулярно слышится стрельба.
— Какие настроения у местных?
— Те, кто за «русский мир», тем хорошо. А кто за Украину, тем плохо.
— Много сторонников «русского мира»?
— За российскими паспортами очередь неделю назад была уже 21 500 человек. Но большая часть населения, настроенная проукраински, выехала.
В оккупации осталось очень мало тех, кто поддерживает Украину, и они ушли в подполье. Сейчас город опустел (осталось меньше половины жителей) и сильно постарел. Много пенсионеров.
— То есть из меньшей части населения, которая осталась, большая часть — пророссийская, и это, в основном, пенсионеры, бывшие советские граждане?
— Да…
Серая, однотонная, но — «стабильность»
Я вспоминаю, как в 2014 году после аннексии Российской Федерацией Крыма и начала войны на Донбассе я общалась с другом из Сербии. Он сам этнический серб по отцу и босниец по маме. Ему было под сорок, и его юность прошла в «балканском конфликте». Он сторонник европейской интеграции Сербии, но хорошо понимал мотивацию противоборствующих сил.
По аналогии со своими согражданами, он объяснял мне чувства тех, кто радовался «крымнашу» и звал «русский мир» на тогда ещё мирный и благополучный Донбасс: «Понимаешь, как и у нас, у вас много граждан преимущественно старшего возраста, которые не могут принять факт распада страны, в которой они жили. У нас это Югославия, у вас — СССР».
Я сердилась: что значит «не могут принять»? А нам теперь вовсе не жить? «Не могут — значит, чемодан-вокзал», — писала другу я.
Выросший в кровопролитной войне «братских народов» серб отвечал: «Вам придётся найти с ними взаимопонимание, чтобы жить в мире». Я сердилась, спорила, но в глубине души понимала — серб прав. Ему, дождавшемуся хрупкого неустойчивого мира в своём регионе, виднее. Тем более он не «великосерб», не сторонник «русского мира», «единства славян» и прочих нежизнеспособных, потенциально конфликтных идей. Он сделал этот вывод, годами наблюдая войну в своём регионе и обдумывая причины, которые к ней привели, и возможности прийти к миру.
И мой собеседник из Мелитополя подтвердил наше предположение. Люди, которые за «русский мир», — чаще всего пенсионного или предпенсионного возраста. Их молодость прошла в СССР, трудности забылись, а хорошие моменты остались в памяти. Им важно ощущение пусть «серой», «однотонной», но стабильности, уверенность в завтрашнем дне (звучит как каламбур), в том, что государство о гражданине обязательно позаботится, следовательно, они в безопасности. Ведь они уже не могут приносить пользу обществу и зависят от социальных выплат.
Воспитанные коммунистической безбожной властью, чаще всего они ограничены своими интересами — не думают о ближнем, о будущем молодых людей. Телевидение обещает им высокие пенсии и субсидии, и они по-старчески наивно верят и поддерживают российских оккупантов, обозлённо реагируя на всех, кто пытается их лишить обещанной безоблачной старости. Которая, на самом деле, во всех экономиках зависит от труда молодых людей — их возможности заработать и заплатить налоги, из которых государство сформирует бюджет на социалку.
Люди, ностальгирующие по СССР, мечтающие о «русском мире», хотят возродить государство, которое осталось в их прошлом, в их памяти, и распад которого оставил в их душе растерянность и беспомощность.
Но правда в том, что это государство уже не вернуть. Оно больше не существует — и не только в Украине или других бывших советских республиках. Его даже в Российской Федерации нет. И от «обрастания территориями» и «собирательства земель русских» ничего не изменится. Но телевидение убедительно расскажет, как у российского гражданина «налаживается жизнь».
И с этими людьми, гражданами Украины, после деоккупации захваченных российскими войсками территорий, придётся находить взаимопонимание — ради общего мира. Для этого нужно понимать ту «альтернативную реальность», в которой они существуют.
Населению объясняют, что ловят «неонацистов»
— Первые дни оккупации в Мелитополе были проукраинские митинги, демонстрации. Пока не разогнали, пока не начали хватать участников и активистов, вывозить за город или «на подвал».
— То же самое в так называемых Донецкой и Луганской республиках…
— Увы. Те же сценарии. И это происходит постоянно.
Бывает, выгуливаю собаку утром, смотрю, уже приехали дружинники, спецотряды, перегородили проезд, оцепили двор и кого-то ищут, кого-то забирают. Населению объясняют, что ловят «неонацистов».
— Получается, проукраинские взгляды высказывать опасно…
— Чтобы вы понимали, настроение в городе такое, что в маршрутках, на остановках, в скоплении людей все стараются поменьше говорить, особенно про Украину. Сейчас неизвестно, кто тебя слушает, кто подслушает, кто сдаст. Приедут ли потом за тобой сегодня-завтра.
— Как на заре советской власти, террор большевиков…
— 1937 год.
— А кто за «русский мир» — их устраивает атмосфера «тридцать седьмого года»?
— У них другая правда. Они думают, что это какие-то случайные ошибки, а россияне делают столько добра для населения…
— Разбомбили дом и прислали пострадавшим гуманитарку — действительно, добрые соседи…
— Мы избегаем дискуссий по этому поводу. Неизвестно, кто когда на тебя настучит. На улицах блокпосты, могут остановить, обыскать, просмотреть телефон.
— Проверяют контакты, деятельность в интернете на предмет симпатий к Украине?
— Да, конечно. Давление на местное население постепенно нарастает. Сначала лишили одного, потом другого. Например, отключили украинскую мобильную связь. Если покупаешь карточки российской мобильной связи, то только по паспорту. Выводят из оборота гривну. Создают такие условия, что тем, кто остался здесь, приходится пользоваться российским — помощью, мобильной связью, валютой…
Не быть затронутым оккупационной реальностью невозможно.
— Получается, происходит ассимиляция населения.
— Да, принудительная ассимиляция. Тех активистов, которых я знаю, арестовывали и забирали на «беседы» в комендатуру.
— Вы сталкиваетесь с какими-то сложностями в быту?
— Нет газа. Непонятно, как оплачивать коммунальные услуги.
Первые месяцы оккупанты отжимали бизнес у владельцев. Мародёрствовали, воровали всё что можно. Трактора, комбайны отправляли в Чечню.
— Вы наблюдали этот процесс или рассказывали очевидцы?
— Конечно. Даже станки из ПТУ, на которых обучались студенты, забрали.
— Но если россияне планируют удержать эти территории, как они будут восстанавливать экономику? Как вернуть хотя бы довоенный — не говоря уже об обещанном российской пропагандой — уровень благосостояния, если они всё вывезли в Россию?
— Непохоже, чтобы они планировали обеспечивать благосостояния населения.
— А люди понимают, что «освободители» по сути лишили их будущего?
— Те, кто понимают, помалкивают. А с убеждёнными сторонниками «русского мира» у меня нет контактов. В дискуссиях со случайными людьми я не участвую — это небезопасно. Я могу «включиться» и наговорить лишнего.
— Патриоты Украины как-то общаются, поддерживают друг друга?
— Конечно. Например, развешивают в городе жёлто-голубые ленточки. Так понимаешь, что мы ещё есть и нас немало.
— Что вам помогает держаться?
— В первую очередь служение ближнему. Помощь тем, кто в этом нуждается. Забота о моих пациентах. И контакт со своими единомышленниками, которые не уехали.
— Как у вас с доступом к источникам информации? Вы можете посмотреть новости?
— Да. Находим способы выйти в интернет.
— Как вы сами оцениваете прогнозы на будущее Украины? У нас настроение граждан бывает полярным: одни считают, что буквально завтра, максимум две-три недели, и ВСУ будут в Москве есть мороженое. Другие пишут панические сообщения, что через три дня Россия начнёт выпускать по нам тысячу ракет в день и сотрёт Украину с лица Земли… А вы как видите ситуацию?
— Слишком много военных частей в Мелитополе, чтобы быть оптимистом.
— Но Украине удастся отстоять свою независимость?
— Конечно. Дожить бы до этого дня.
***
Мы очень надеемся, что справедливость и законность в международных отношениях восторжествуют. Несправедливая война Российской Федерации против Украины завершится. И украинские территории вернутся под контроль законно избранных украинских властей, а не «полевых командиров». И людям уже не нужна будет «гуманитарная помощь» от тех, кто разрушил их дома, их жизни. И трудолюбивый украинский народ восстановит всё из руин, и Украина снова станет цветущей и — процветающей страной. А россияне поймут, наконец, что для счастья и величия нужно не захватывать чужие земли, а привести в порядок свои.
Заглавное фото статьи: Associated Press