Война сейчас идёт не только на передовой. Для многих фронтом стало поле отношений с близкими. Коллеги, друзья, члены семей оказываются по разные стороны баррикад — в зависимости от своей политической позиции. Общая боль объединила большинство украинцев, но не все решаются признавать поведение России в Украине агрессией, называть войну именно войной, а не «спецоперацией». Самые разные люди оправдывают поведение тех, кто пришёл к нам с оружием.
Почему так происходит? Какие движения души приводят к оправданию агрессии? Как понять, что ты сам не находишься под влиянием пропаганды? Как помочь родственнику, который заблуждается, и можно ли сохранить тёплые отношения с ним? В рамках проекта #ДавайтеОбсуждать мы задали эти вопросы психологу Маргарите Перзеке-Яланской из Киева.
— Как может возникнуть желание оправдать войну?
— Война — это всегда очень тяжелое событие для психики. Есть даже такое понятие как «травма войны». И она передаётся на генетическом уровне, если не была интегрирована, то есть прожита, отгорёвана, услышана и включена в жизнь: да, у меня это было, это переболело, я иду с этим дальше.
Если нести в себе непережитую травму, она потом может вылиться либо в то, что человек очень трепетно, эмпатично относится к чужой боли — это большие гуманисты, которые всегда отговаривают от войны. Либо в то, что у человека происходит блокировка чувств, а также проекция своих страхов на другого: лучше я первый ударю, иначе он ударит меня.
До недавнего времени никто не слышал о психологии как о науке уважения личности. Никакие травмы никуда не интегрировались. Переживания отрицались. Коллективный организм накопил в себе боль огромной страны, которая пережила фашизм, зверства. Дальше появляются поколения, которые тоже развязывают войны.
— Я читала о важности выражения чувств, связанных с потерями. А ещё о том, что культура горевания в обществе во многом утрачена. В наше время скорее можно услышать что-то вроде “не плачь, будь сильной”.
— Относительно недавно в мире в принципе стали говорить о бережном отношении к любым чувствам, которые мы испытываем. Отсутствие ритуала горевания и нивелирование переживаний идёт от все той же травмированности: войной, голодомором, идеологией, в которой единственный язык любви — это накормить и сделать удобным для общества. Поколениям привычно обесценивание чувств, которое как бы лишает права их испытывать. Нивелирование личного ради коллективного.
Но когда одно большое общечеловеческое тело заболело, пришла одна-единственная Личность. И она весь этот коллектив оздоровила и спасла. Это Иисус Христос. Если для Бога важна, ценна каждая отдельная личность с её чувствами, если каждого конкретного человека Бог создавал, любил, лелеял — кто имеет право пренебрегать этим одним человеком ради безликого «всеобщего блага»?..
— От людей старшего поколения я слышала, что ради таких понятий как «порядок» и «безопасность» можно многое и потерпеть. В том числе и тиранические политические режимы. Как так?
— Во-первых, влияет многолетнее воздействие идеологии, в которой не поощрялось критическое мышление. Во-вторых, людям свойственно забывать плохое, а вспоминать только хорошее. В Советском Союзе была обеспечена базовая безопасность, были некоторые социальные гарантии. Люди по этому скучают. И забыли о том, чем они платили за эту безопасность: можно было из института вылететь за кривое слово в сторону партии.
Есть еще и некий комплекс — желание иметь большого взрослого, который всё лучше знает и за тебя всё решит. По этой же причине, например, женщины боятся уходить от агрессора, который их бьёт. Отсюда же и культ вождя. По-настоящему безопасное общество — это когда у каждого человека есть внутренняя саморегуляция и спокойное отношение к инаковости других. Когда человек допускает, что могут существовать люди с другим мнением, с иной формой поведения и их не надо бить.
— Получается, Россию сейчас поддерживают люди, влюблённые в СССР?
— Человеку надо верить во что-то доброе и светлое. Для некоторых это идеология «одной большой страны». Некоторые люди по какой-то причине не хотят принимать тот факт, что они живут в Украине и что СССР давно развалился. А сейчас, когда мир начал стремительно меняться, они боятся признаться самим себе, что Россия, в которую они верили, оказалась жестоким тоталитарным государством.
Некоторые верующие люди, наоборот, осуждают СССР за богоборчество и репрессии, но, в свою очередь, создали в голове образ «святой Руси», отнятой большевиками, и искренне верят в избранность этой страны и даже успокаивают себя тем, что Россия якобы воюет с антихристом, а вовсе не начала каинову войну против мирной Украины.
Для многих признаться себе в этом — крах вселенной. И работает инстинкт самосохранения. Люди понимают, что если они сейчас подорвут свою картину мира, то у них рухнет всё. Это несущая конструкция в психике человека, где, если выдернуть кубик «святой России», всё посыпется. Поэтому человек и защищается. Инстинкт заставляет быть слепыми и глухими. Это очень мощный инстинкт, такой, на который мы не можем влиять — именно потому что он дикий и первобытный. Он делает так, чтобы спасти нас от смерти, от разрушения. Диктует сохранение того, что было основой веры, «осью» человека.
Может быть, где-то на задворках души такие люди всё понимают. Но всё равно продолжат говорить, что наши города расстреливают не русские войска, а «азовцы» и бандеровцы.
— У нескольких моих близких друзей-киевлян мамы живут в России. И это интеллигентные мамы, которые состоят в неплохих отношениях со своими сыновьями и дочерьми. Но они предпочитают верить российским источникам информации, а не свидетельствам собственных детей. Почему?
— Наверное, как и мои родители, они считают, что мы — жертвы националистической пропаганды. К этому добавляется привычка верить средствам массовой информации. К тому же, войну поддержали некоторые лидеры мнений. Раз Певцов и Безруков сказали, что это не война — значит, не война.
Для россиян признать, что идёт война, — это значит признать, что твоя страна, в которой ты живёшь всю жизнь, сейчас фашистская. Что из твоих налогов идут деньги на вооружение, что на твои деньги летят ракеты по мирным украинским городам. Что твои ребята-солдаты погибают со страшным позором. Что твоё правительство тебе врёт. Это очень тяжело.
Не каждый человек готов признать, что он верил не в то. Да и война ведь не 24 февраля 2022 года началась. Сначала был Донбасс. Людей подготавливали к ней, пропаганда работала не один год.
— Выражение «жертва пропаганды» — это клише, которое придумали для осуждения инакомыслящих? Или в психологии и правда есть такой термин?
— Такой термин действительно есть. Под ним подразумевают очень внушаемого человека, с отсутствием критического мышления. А наличие критического мышления, в свою очередь, зависит от свойств личности, воспитания, наличия внутреннего стержня у человека.
Помните, как в «Одиссее»? Когда моряки проплывали мимо острова сирен, то услышали их голоса — и все сошли с ума, кроме одного, который привязал себя к мачте. Так вот, мачта — это то, на чём базируется наша личность. То, что остаётся с нами и в подвалах при бомбёжках, и при вынужденном беженстве. То, что нас определяет. То, за что мы можем удержаться и выстоять. Христианам проще: у нас есть Христос.
— Как понять, что ты сам не жертва пропаганды?
— Чтобы не стать жертвой пропаганды самому, нужно включать критическое мышление. Это когда ты не воспринимаешь на веру какую-то информацию, а рассматриваешь её с разных сторон. Сопоставляешь, критикуешь. Иногда читать то, что пишет противоположная сторона. Сравнивать.
К тому же, в Библии сказано: «По плодам узнаете их». Пока нас не начал «спасать» «русский мир», мы свободно говорили на русском языке, а сейчас этот язык ассоциируется с насильниками и убийцами. Это, например, и есть плоды.
Сейчас даже многие адекватные украинцы стараются не читать ничего, не думать. Не определились со взглядами, говорят: «Всё не так просто в этом вопросе; чик-чирик, я в домике». Полностью закрыться — тоже не выход, для психики это не вариант, потому что вытесненное «выстрелит» где-то потом. Есть выражение: лучше жить с разбитым сердцем, чем с закрытыми глазами.
— Если твой город разбомбили, а ты сам сидел в подвалах, то от правды уже никуда не денешься. Почему, тем не менее, выйдя из подвала, человек продолжает обвинять украинскую сторону (защитников) и оправдывать, а то и хвалить нападавшего? Я слышала и такое.
— Это говорят люди, которые, скорее всего, готовы жертвовать собой ради некоего коллективного будущего. Да, нам плохо, да, нас разбомбили, но это все делали «хорошие дяди», чтобы прогнать «плохих дядей», и теперь у нас будет светлое будущее. Может, не у нас — у наших внуков.
— Чем можно помочь любимому человеку, который искренне заблуждается?
— А зачем это нужно? Чтобы близкие узнали правду? Они будут очень плохо себя чувствовать.
Помощь другому человеку без его на то согласия (если не брать совсем уж крайние обстоятельства, когда человек, например, тонет) — это насилие. Нужно прожить своё желание переубедить другого человека. И понять, что это исключительно твоё желание, другой человек к нему отношения не имеет. Даже Бог не приходит к тому, кто не готов. А мы пытаемся навязать свою правду человеку, который не в состоянии её воспринимать. Нас сейчас по тому же принципу россияне «спасают».
Таким людям нужна готовность к перемене. Готовность смотреть критически. Им нужно оглянуться, понять, что они ошибались. А ведь это очень страшно — признаться себе, что много лет называл чёрное белым. Это трагедия для многих. Это потеря не меньше, чем, например, потеря любимого человека. Это утрата веры в «большую светлую страну», потеря своего статуса гражданина этой страны — даже не в политическом смысле, а в смысле самоотождествления.
Помочь может вера в Бога. Понимание, что Бог выше любой страны, любой идеологии, и что вот то вот большое, светлое и родное — это Бог, а не какая-то конкретная страна.
— Что делать, если близкие поддерживают российскую политику? Нужно ли замалчивать свою позицию, чтобы не разжигать вражду внутри семьи?
— Блаженны миротворцы. Иногда о своей позиции нужно просто тактично промолчать, если есть на это силы. Можно просто спокойно сказать: «Я так не считаю, примите это во внимание». Или: «Меня обижает, что вы так говорите о моём народе, о людях, которые меня защищают. Я понимаю вашу боль — но прошу вас этого не делать». А дальше смотрите по ситуации — насколько ваши близкие готовы это принять.
Любая война рано или поздно заканчивается. Поэтому ради любви, ради сохранения отношения со своими близкими иногда можно и промолчать.
— Я не могу общаться с некоторыми инакомыслящими родственниками, потому что боюсь их.
— Вы их боитесь, потому что они перестали быть своими. Человеку очень важно иметь принадлежность к «своим», к какой-то группе людей. А тут ваши самые родные люди перестали быть вашими.
Нам нужно думать, какие отношения мы оставим, а какие — отложим. Принимать в себе это опасение. Объяснять что-то тем, кто готов слышать. Смиряться там, где не готовы. Сейчас вся Украина в такой ситуации. И мы все сейчас учимся с этим жить.
— В отношениях со знакомыми, которые поддержали разрушение моего родного города, у меня будто что-то надломилось. Я смотрю на фото города и не могу понять, как можно одобрить его смерть. И кажется, что закончились запасы терпимости, жалости, миролюбия. Даже сочувствия к этим людям нет, притом что разрушили и их город тоже. Это тоже страшно.
— Вы живой человек. Война пришла в ваш родной город. У вас закончился лимит терпения, любви, принятия к тем, кто порадовался горю вашего родного города. Это нормально. Как и искушения, и всё то чёрное, что поднимается из души.
Понимаете, человека определяет то, что он будет с этими чувствами делать. Он их будет культивировать, разжигать, служить им? Или он их понесёт на исповедь?
Если вы не можете их жалеть — вы всегда можете о них молиться. И о себе тоже.
— А если близкие отстаивают свою позицию в агрессивной форме, навязывают свои взгляды манипулятивными методами, а из отношений ты выйти не можешь, потому что вас связывает общее дело, например?
— Если не можете, не хотите переставать общаться — очертите круг тем, на которые будете говорить. Договоритесь не говорить о политике, обсуждайте котиков.
Вообще, сюда подходит инструкция для общения с человеком, у которого токсичное поведение. Общаться строго по делу. Стараться фильтровать то, что он или она пишет. Или совсем не читать. Переводить тему: мы сейчас не о политике — мы о другом. После общения с человеком, который «токсичит», надо себя лечить. Сделать себе что-то приятное. Пообщаться с человеком, который вдохновляет.
В любом случае, вы имеете право не хотеть с такими родственниками общаться.
Если будет совсем тяжело, можете написать: «Я благодарна тебе за всё, но мне неприятно, что ты пытаешься меня переубеждать. Я не готова продолжать общение в таком ключе. Если хочешь общаться дальше — я тебя прошу избегать этих тем. Если не хочешь избегать, то я не готова пока с тобой общаться».
— Разве это не грех — так сказать близкому?
— Это не грех. Вы же не отказываете человеку в помощи, в чём-то важном. Разрушить свою психику, свою душу в угоду амбициям и гордыне другого человека — это не христианство. Христианство — это найти в себе силы любить этого человека, молиться за него и уйти из общения по-доброму. Не разругаться, не кричать, а сказать: «Прости, пожалуйста, пока что я ставлю общение на паузу».
Если вы понимаете, что на данный момент больше не готовы общаться с человеком, подумайте о нём с любовью. Вспомните всё хорошее, что было в ваших с ним отношениях. Не всегда же всё было плохо. Вы же почему-то были с этим человеком. Представьте красивую шкатулку, где вы будете хранить эти воспоминания. Вы их туда складываете и мысленно с этим человеком прощаетесь. Можете ему даже написать: «Я буду помнить всё хорошее. На данный момент я не готова продолжать наше общение. Храни тебя Бог».
Мне пришлось так сказать одному своему другу юности из Белгорода, который написал: «Я за вас переживаю, но молюсь о победе русского оружия». Для меня на тот момент это было, да и до сих пор остаётся чем-то невместимым.
Если разрыв случился, разрешите себе эту боль. Примите боль от потери статуса друга этого человека, от разрыва отношений. Своим клиентам я иногда предлагаю закрыть глаза, представить человека, с которым произошёл разрыв, попросить у него прощения, самому простить его, сказать «Прощай!» и представить, что он исчезает. Это нужно, чтобы отпустить, поставить точку.
— Вот мы и вернулись к изначальной теме беседы. Как прожить травму, как интегрировать её в свою жизнь?
— Для начала нужно признать, что мои чувства имеют право существовать. Причём если от взрыва кому-то оторвало ногу, а в меня попал осколок стекла — этому человеку хуже, но это не значит, что мне не больно. Нужно разрешить себе это чувствовать. Плакать, переживать. Нужно понимать, что любые реакции на горе, на стресс нормальны. Единственная ненормальная реакция на стресс — взять биту и идти бить соседа или причинять любой другой вред живым существам.
В любой болезни есть пик боли. Его нужно принять, прожить, проработать в себе. Из травмы легче выходят люди, которые могут помогать другим. Помощь ближнему исцеляет.
Друг другу мы можем помочь так называемым исцеляющим слушанием. Выслушать боль другого человека, не утыкаясь в смартфон и не рассказывая, что кому-то в Освенциме было хуже. Сказать ему: «Мне очень жаль, что с тобой это случилось. У меня нет подходящих слов, но мне правда жаль, что тебе пришлось это пережить».
Человек может вылечить другого человека, если признает за ним право чувствовать то, что он чувствует. Если человек почувствует право на свои чувства, выразит их, переживёт свою боль, он сможет с ней справиться. И станет на путь исцеления. И через одного человека будет оздоравливаться коллективная психика.
Сейчас очень много людей в травме. Одни открыты к чужому горю, они могут его в себя вместить и как-то переработать, жить дальше, может, даже оказывать помощь. А другие после кадров из Ирпени и Бучи, после геноцида в Мариуполе и других новостей с фронта находятся в депрессии, живут только болью и страданиями, «зависли» в 24 февраля и не могут найти силы продолжать жить. Они едят, дышат, читают новости и всё. Такие люди часто болезненно воспринимают попытки других радоваться жизни, гулять, хотеть на море, мол, как вы можете — в стране война и гибнут люди.
Но есть немало тех, кто нашёл в себе силы осознать, что война действительно есть, но жизнь всё-таки продолжается, и даже в такой жизни есть место радости, встречам друзей, прогулкам и поездкам. Они не отворачиваются от боли и ужасов войны, но смогли как бы интегрировать её в жизнь и принять новую реальность. И те, кому сейчас хочется, условно, новое платье и капучино с тирамису, уже на дороге к исцелению. Если им хочется жить, значит, они уже начали выздоравливать.
Фото: личный архив Маргариты Перзеке-Яланской
