Цей текст також є українською мовою.
На днях на просторах интернета мне попалась заметка, написанная священником ПЦУ и посвящённая вопросу: что именно сейчас мешает многим священникам УПЦ переходить в юрисдикцию ПЦУ?
Среди вариантов ответа сам автор выделил следующие: «мистический страх перед запретом в священнослужении» (санкция, которая будет наложена архиереем в случае перехода); сомнения в «благодатности» ПЦУ как наследницы УПЦ КП и УАПЦ; а также негативный имидж ПЦУ, который, как утверждается, искусственно формируется исключительно лишь благодаря собственным СМИ самой же УПЦ — вследствие того, что журналисты этой Церкви намеренно «раскручивают» крайне редкие случаи насильственных захватов храмов. Буквально: «несколько отдельных случаев». Тогда как подавляющее большинство переходов общин из УПЦ в ПЦУ происходит сейчас, по мнению автора, исключительно мирно и с соблюдением всех норм законодательства.
Если это так, почему же возникает сам вопрос о нежелании священников УПЦ переходить в ПЦУ? Неужели они все — это «пастыри без паствы» или же, точнее, пастыри, отрекшиеся от своей паствы, идущие наперекор её желаниям?
Комментаторы этой заметки, естественно, стали активно дополнять список «причин» своими вариантами. И поскольку большинство из комментаторов это верующие и духовенство ПЦУ, а не УПЦ, то все варианты носили преимущественно негативный характер. Некоторые отдельные комментарии — просто длинные списки, содержащие обвинения в адрес духовенства УПЦ в самых различных грехах, какие только можно приписать священникам.
Характер такого опроса мне показался заведомо предвзятым. Всё равно что на выборах, где главными и непримиримыми оппонентами являются кандидаты А и В, спрашивать: «Как вы думаете, почему сторонники А голосуют именно за него, а не за В?», но задавать этот вопрос не сторонникам первого кандидата, а их противникам, горячим поклонникам второго. Объективность такого «опроса», естественно, находится под большим сомнением, ибо отражает, скорее, субъективные взгляды противоположной стороны и её стремление выдать желаемое за действительное.
Возможно, независимый наблюдатель и рассмотрел бы подлинную психологию «поклонников кандидата А» более объективно, чем они сами, ведь недостатки виднее со стороны. Но это в том случае, если наблюдать действительно извне, будучи над схваткой, а не изнутри, являясь активным участником длительного, враждебного и эмоционального противостояния.
О подлинных мотивах — «почему вы не переходите в ПЦУ?» — лучше спрашивать у самих священников этой юрисдикции. Причем делать это следует или в личном общении с ними, или на их собственных площадках, а не в кругу только единомышленников и сторонников ПЦУ.
И лишь проведя такой опрос священников УПЦ (как среди тех, кто готов к диалогу с ПЦУ, так и среди тех, кто настроен к ней явно враждебно), затем уже анализировать и систематизировать их ответы. Сделав, конечно, поправку и на возможные страхи и опасения не говорить открыто всей правды.
Иначе такой опрос рискует превратиться просто в иллюзию без фактического материала и напоминает, как если бы мы (извините за выражения) спрашивали у православных верующих в России: «Как вы думаете, почему еретики-паписты-филиоквисты-католики не переходят в нашу Истинную Православную Церковь? Ведь заблуждения этих еретиков и наша правота очевидны! Почему же католики не хотят отвергнуть свою ужасную и ложную религию и признать нашу истину?» Какую именно реальность отразил бы такой «опрос»? Подлинные причины, по которым католики не переходят в православие, или же взгляд на католиков со стороны православных в России? Простите за утрирование…
***
Как мне кажется, причины, по которым многие священники УПЦ отказываются до сих пор переходить в ПЦУ, слишком разнообразны. Ведь речь идёт о многих тысячах людей с самыми разными взглядами и судьбами. Некоторые из этих причин носят более субъективный, психологический характер, «особенности в воспитании». Но некоторые являются, скорее, объективными.
То, чего я не увидел в дискуссии — это желания рассмотреть не только «негативные особенности» духовенства УПЦ, но и какие-либо недостатки в самой ПЦУ — в том, как она сама себя позиционирует по отношению к духовенству УПЦ.
Да, конечно, у священников УПЦ есть много различных недостатков. Многие из тех обвинений, которые я увидел в комментариях, имеют под собой реальные основания. Однако так ли уж безгрешна и открыта сама ПЦУ?
Общее настроение комментаторов опроса было: «Мы (в ПЦУ) правы, они (в УПЦ) заблуждаются. У нас одни достоинства, у них одни недостатки. Наша Церковь истинная, их Церковь ложная. Мы патриоты, они предатели». И это при обсуждении вопроса: «Так почему же они не спешат к нам переходить?» Пусть некоторые из участников дискуссии и старались подходить более непредвзято, но, к сожалению, они не составляли большинства.
Если оставить пока на время в стороне чисто идеологические причины для нежелания переходить в ПЦУ (имею в виду тех отдельных священников УПЦ, которые действительно являются убеждёнными сторонниками «русского мира»), то на первом месте, как мне кажется, стоит целый ряд причин или психологического, или объективного характера.
В числе первых — нежелание каких-либо радикальных перемен. Ведь уход в другую юрисдикцию — это очень серьёзный шаг, который грозит большими проблемами. И здесь не только возможный «запрет» со стороны епископа. На мой взгляд, отнюдь не этот страх стоит на первом месте. На самом деле такой переход — это разрыв многих внутрицерковных социальных связей, которые складывались годами и десятилетиями. Связей со многими своими прихожанами, с остальным духовенством своей юрисдикции, с воцерковленными родственниками и друзьями.
Очень многие близкие и знакомые посмотрят на такой переход как на «предательство». Так ли уж легко пойти на такой шаг тысячам священников? Получат ли они поддержку и одобрение со стороны всех тех людей, с которыми близко общались долгие годы, или же получат клеймо отступника?
Причём, как известно, «перебежчиков не любят» не только те, «от кого перебежали», но и те, «к кому перебежали». Будут ли они там приняты как свои, или же к ним сохранится отношение с опаской — как к тем, кто перешёл не искренне, из убеждений, а под давлением внешних обстоятельств? Ведь «предавший один раз, предаст и второй».
Такие естественные опасения едва ли можно списать на «просто низкий моральный уровень» духовенства УПЦ.
***
Если бы события 2018-19 годов действительно (а не номинально) были бы процессом объединения Украинского Православия, тогда высшее духовенство УПЦ принимало бы в нём активное участие и дало бы свою санкцию на такое объединение для своего рядового духовенства. Однако этого не произошло.
Главные «конкуренты» — УПЦ и УПЦ КП — не пошли на взаимные уступки, предпочтя остаться «при своих». Причём отсутствие желания объединяться было не только со стороны УПЦ. Сама УПЦ КП не хотела такого объединения, иначе потеряла бы место «первой скрипки» в новосозданной ПЦУ.
Патриарх УПЦ КП Филарет, желавший тогда во что бы то ни стало остаться фактическим главой объединённой Церкви, в случае активного участия епископов УПЦ на объединительном соборе (вариант, конечно, чисто умозрительный) не имел бы затем в ПЦУ даже нынешней странной и эфемерной должности «почетного патриарха». Большинство руководящих постов (и прежде всего должность предстоятеля) досталась бы, очевидно, епископату УПЦ на тот момент куда более сильной и многочисленной.
Так что подлинное всеобщее объединение было невыгодно не только УПЦ, но и самой УПЦ КП. В итоге такое объединение и не состоялось.
Разделение среди православного духовенства Украины на «своих» и «чужих» сохранилось, градус взаимной неприязни ничуть не уменьшился, факты перехода из одной юрисдикции в другую продолжали осуждаться как «предательство».
Но таким образом были созданы предпосылки если не для (нереального и невозможного) «объединения сверху», то для дальнейшего «присоединения снизу» — путём перехода отдельных священников и общин из УПЦ в ПЦУ. Естественно, у таких «переходов» возникла своя специфика, далеко не всегда положительная. Градус напряжения и взаимной ненависти между сторонниками ПЦУ и УПЦ только усиливался.
Да, ни УПЦ КП, ни УПЦ не хотели подлинного объединения друг с другом (и имели на то объективные причины: для первой это означало потерю влияния и кризис собственной идеологии, а второй это грозило бы ещё и масштабнейшим внутренним расколом). Но новосозданная ПЦУ и затем не создала открытого и приемлемого формата для перезапуска процесса объединения. Её целиком устраивал формат ползучего поглощения отдельных приходов УПЦ, чем открытый и равноправный диалог со всей этой структурой.
Такой диалог действительно не был выгоден ни одной, ни другой стороне. Лучше иметь свой собственный «электорат», своих убеждённых сторонников, чем во имя «единства» делать шаги навстречу другому, идти на уступки вчерашним «врагам» и отказываться от многих своих привычных полемических лозунгов, теряя тем самым поддержку среди своих собственных горячих поклонников.
И если одни священники УПЦ, переходящие после 2018 года в единичном порядке в ПЦУ, делали это целиком искренне, то большинство других были бы вынуждены для такого шага пересмотреть свою многолетнюю идентичность, принуждаясь к своего рода «капитуляции» и к приёму чужих правил игры.
ПЦУ не разработала отдельной всеобщей стратегии для привлечения духовенства УПЦ, кроме разве что временной возможности подчиняться не местному епископу ПЦУ (из числа бывшей УПЦ КП), а перешедшему из УПЦ митрополиту Александру (Драбинко) как более «своему», а также возможности служить на церковнославянском языке. Однако такие небольшие «шаги навстречу», конечно же, не могли оказать существенного влияния на процесс.
Переходы в ПЦУ нередко становились шагами отдельных тайных симпатиков Киевского Патриархата среди бывшего духовенства УПЦ — тех, кто пребывая в последней, не чувствовал себя в ней «своим», но для кого переход в КП был ранее неприемлем по ряду причин, и прежде всего — вследствие непризнания УПЦ КП другими Церквями. Отчасти эта причина сохраняется и сейчас, ибо ПЦУ до сих пор не получила признания от большинства Поместных Церквей и не имеет с ними евхаристического общения.
В итоге процесс перехода-перевода духовенства и отдельных общин из УПЦ в ПЦУ, запущенный в конце 2018 года, вскоре сошёл практически на нет и приостановился. Вплоть до начала полномасштабной войны в феврале 2022-го, которая послужила новым мощным триггером для его перезапуска. Перезапуска, который, к сожалению, получил новые и подчас более негативные, как мне кажется, особенности.
***
Итак, этот процесс приобрел сейчас некоторые отличительные черты. Они присутствовали и ранее, в предыдущие годы, но теперь вышли на поверхность, стали слишком явными. И задаваясь вопросом, почему духовенство УПЦ даже сейчас, после начала полномасштабной войны, когда, кажется, «всё стало очевидно», не переходит в ПЦУ, необходимо обратить внимание на эти моменты.
Из них я хотел бы выделить два, которые находятся в соотношении «нельзя, но нужно».
1. Стигматизация духовенства УПЦ.
В последнее время в социальных сетях можно постоянно встретить утверждения, будто подавляющее большинство священников УПЦ это «агенты ФСБ в рясах» (иногда даже «офицеры ФСБ»), предатели Украины, поклонники Москвы, путинисты и т.п.
Очень часто такие утверждения можно услышать не только от рядовых верующих ПЦУ, но и от духовенства. Я не стану спорить с тем, что действительно существуют отдельные факты сотрудничества священнослужителей УПЦ (равно как и сотрудников любых других украинских организаций — общественных, государственных, военных; и на оккупированных территориях, и на подконтрольных Украине) со спецслужбами РФ, однако насколько они являются массовыми?
Количество подобных уголовных дел, заведённых СБУ против священнослужителей УПЦ за всё время войны — всего лишь несколько десятков, тогда как численность духовенства УПЦ — это многие и многие тысячи. Действительно ли все священники УПЦ или их подавляющее большинство являются такими негодяями, какими их пытаются полемически представить сторонники ПЦУ?
Здесь возникает и параллельный вопрос.
Если подавляющее большинство священнослужителей УПЦ являются такими, какими их описывают сторонники ПЦУ: «агенты и офицеры ФСБ в рясах, рашисты, поклонники русского мира, ненавистники всего украинского, рабы, привыкшие беспрекословно выполнять волю епископа или даже просто необразованное болото», то нужны ли они вообще для ПЦУ?
Если допустить, что это всё правда, то ПЦУ должна прямо наоборот — не приглашать их к себе, а всячески препятствовать их переходу! Ведь если эти «агенты ФСБ» будут приняты в ПЦУ «как есть», без тщательной проверки на якобы контакты с российскими спецслужбами или без радикального «перевоспитания» их священнической психологии, то они станут активно разлагать ПЦУ изнутри. Общая численность духовенства УПЦ до сих пор примерно в два с половиной раза превосходит численность духовенства ПЦУ. Во что превратится ПЦУ, если еёё ряды пополнят 10 тысяч «агентов ФСБ в рясах»?
Однако, как мы видим, и государство (своим известным законопроектом о запрете УПЦ), и сама ПЦУ в действительности всячески подталкивают рядовое духовенство УПЦ к переходу в эту Церковь. Причём нередко для мотивации такого перехода предлагается не открытый диалог, не желание принять другого таким, какой он есть, а методы борьбы и запугивания. Хотя насилие над личностью, над ее свободой, как известно, нередко имеет прямо обратный эффект.
Чем больше священники УПЦ будут принуждаться вопреки своей воле к переходу в ПЦУ, тем сильнее будет расти в них внутреннее сопротивление такому шагу. И если такой шаг и произойдёт, то это будет, скорее, не «согласен», а «сдаюсь».
***
Мне кажется, подлинная причина самого возникновения сейчас вопроса, почему священники УПЦ не хотят переходить в ПЦУ, заключается отнюдь не в желании просто исследовать психологию этих священников. Главная причина — это кадровый голод ПЦУ. И возник он вследствие специфики перевода общин УПЦ в ПЦУ, особенно начиная с декабря 2022 года.
2. «Переводы» общин из УПЦ в ПЦУ. Кадровый голод.
В действительности случаи захватов храмов УПЦ являются вовсе не крайне редкими и единичными, как утверждают сторонники ПЦУ. Нет, за последние полтора года такие факты в некоторых регионах превратились в систему.
В последнее время я встречаю в новостях сообщения о том, как представители местных органов власти на встречах с высшим духовенством ПЦУ браво рапортуют, будто они провели в своих регионах полную «духовную деоккупацию». Дескать, в их городах или районах не осталось вообще ни одной общины «московской церкви». (Так ли это на самом деле, смотрите ниже.)
Тем самым они признают, что процесс перевода общин из УПЦ в ПЦУ контролировался властью, если вообще не был, собственно, ею и организован, а значит, имел целенаправленный и системный характер. Таким образом переходы общин из УПЦ в ПЦУ зачастую вовсе не были внутренними инициативами самих этих общин, а навязаны извне органами власти. А значит, и конфликты, связанные с этими переходами, отнюдь не исключительно редкие единичные случайности или недоразумения.
С одной стороны, я не стану спорить, что не так уж редко переходы в ПЦУ общин УПЦ (особенно после начала полномасштабной войны) были продиктованы желанием и самого духовенства этих общин, и большинства прихожан. Однако вовсе не так уж редки и случаи, когда и духовенство, и прихожане раскалывались надвое: за переход и против, где каждый считал правой только свою сторону. А также отнюдь не редкими являются и ситуации, когда ни сами священники, ни подавляющее большинство активных прихожан не желали перехода, но его организовывали местные власти вопреки желанию самой религиозной общины.
Во многих случаях общая схема таких насильственных переходов (или, скорее, переводов) примерно одинакова. Даже если сама религиозная община под руководством своего главы (священника) на своем официальном собрании, проведенном в храме или в околохрамовом помещении, голосовала за то, чтобы остаться в УПЦ, параллельно с этим проводилось в нецерковном помещении и при активном содействии местной власти другое собрание, а именно «собрание территориальной общины».
Подчеркну ещё раз, что не всегда официально, но на самом деле очень часто это собрание инициировала и организовывала вовсе не религиозная община, судьба которой решалась, а местная власть. На это «собрание» приглашались все желающие, люди с улицы, любые жители данного населённого пункта, независимо от их отношения к этой религиозной общине, а иногда даже и к православию вообще. Многие из участников таких собраний — это люди, бывающие в храме в лучшем случае пару раз в год на крупные праздники и не имеющие к данной религиозной общине прямого отношения.
Я знаю случаи, когда в таких собраниях участие принимали и члены других христианских конфессий, а иногда даже атеисты, просто настроенные против УПЦ как якобы «московской церкви». Довольно часто непосредственное участие принимали местные священники из соседних приходов ПЦУ, не только активно помогая в организации этих собраний и в агитации за «переход», но даже ещё и голосуя за него (в числе прочих якобы членов общины).
Настоящие же члены общины УПЦ, судьба которой решалась, на такие собрания зачастую попросту не допускались, или же создавались условия, чтобы они и не захотели принять в них участие.
Как один из вариантов использовался следующий, известный мне по многим случаям. Перед тем, как принять участие в «собрании», желающим предлагалось якобы «зарегистрироваться» — указать свои данные и подписаться на листе бумаги, не имеющем, однако, никакой «шапки». Эти подписи вовсе не были никакой регистрацией перед голосованием, их затем просто подшивали к протоколу заседания как якобы списки всех тех, кто проголосовал за переход в ПЦУ. Зная или догадываясь об этом, подлинные члены общины отказывались регистрироваться и, соответственно, не могли участвовать в голосовании.
В итоге в нарушение и действующего законодательства, и уставов самих религиозных общин проводились собрания случайных людей, организованные местными властями, на которых присутствующим ставился «простой» вопрос: вы за украинскую церковь или за московскую? Собрание, конечно же, практически единогласно голосовало «за украинскую», вопрос с переходом в ПЦУ считался официально решённым и фиксировался в протоколе «собрания».
Нередко на таких «собраниях» не было вообще ни одного голоса против перехода, хотя десятки реальных прихожан в действительности не хотели перевода их храма в ПЦУ и проголосовали бы против, если бы им дали возможность свободно проголосовать. Сам порядок организации этих «собраний» носил нередко такой характер, чтобы не дать возможности ни духовенству религиозной общины, ни её активным прихожанам хотя бы свободно высказаться.
В итоге получалось, что несколько десятков или сотен жителей населённого пункта голосовали за переход общины в ПЦУ вопреки воле активного большинства самой этой общины и вместо неё самой. Затем (или сразу же, или спустя некоторое время) на основании такого «решения собрания» храмовое помещение при содействии местной власти отбиралось силой (в ход шла та самая пресловутая «болгарка» — срезались замки, ибо ключи храма оставались у священника). Храм вверялся местному духовенству ПЦУ из её соседних приходов, однако многие активные прихожане этой общины УПЦ и их священники, видя совершившееся, отказывались присоединяться к новосозданной общине ПЦУ.
Нередко прежде чем отдать храм священники и другие члены общины забирали оттуда свои вещи, богослужебные сосуды, одежды и книги, некоторые ценные иконы, ведь всё это они покупали сами за свой счёт и собирали многие годы. Однако такие их действия клеймились сторонниками ПЦУ как якобы «воровство», поскольку отобранный храм оказывался без ряда вещей, необходимых для богослужения.
Заявлялось, будто все эти вещи являются собственностью общины, которые должны оставаться в храме, хотя в действительности подлинная община (то есть люди), приобретавшая все эти принадлежности многие годы, даже не принимала участия в собрании о якобы своем «переходе» в ПЦУ.
Здесь я оставляю в стороне вопрос о границах общины: является ли ею в узком смысле только сравнительно небольшой круг активных прихожан, или же к ней можно относить вообще любых жителей населённого пункта, хотя бы один раз в году заходящих в этот храм поставить свечку. Я лично склоняюсь к первому варианту. Поскольку решение о «переходе» принималось прямо вопреки воле духовенства и большинства активных прихожан (т.е. «общины» в узком смысле слова), то естественно, они считали правильным забрать оттуда свои вещи, прежде чем здание храма будет отобрано силой.
Одна из главных проблем таких переходов — «переведённый» храм нередко оставался без священника и без активных прихожан, ибо все те люди, которые голосовали на «собрании» за переход в ПЦУ, вовсе не были действительными членами этой религиозной общины.
Если удавалось, то бывшее духовенство таких храмов, не желающее перейти в ПЦУ, организовывало новую общину из своей прежней или её остатков и проводили службы где-нибудь в частном доме или в другом здании. Причем нередко делали это негласно, не особо афишируя, ибо сталкивались с активным противодействием местных властей и активистов ПЦУ или даже с угрозами, что это новое их собрание будет закрыто и запрещено. Если найти нового места для службы не удавалось, они просто начинали ездить в другие храмы УПЦ (иногда за много километров), пока ещё не «переведённые» в ПЦУ.
Конечно, бывало и так, что определённая часть прихожан (бо́льшая или меньшая) соглашалась с переходом в ПЦУ или сама инициировала его, и продолжала затем ходить в свой храм на службу — в том случае, если священник УПЦ тоже переходил вместе с общиной или же если ПЦУ находила для этого храма другого священника из числа своего местного духовенства. Однако отнюдь не редки случаи, когда священники УПЦ после таких насильственных «переводов» их храмов в ПЦУ отказывались сами переходить в эту юрисдикцию, а среди местного духовенства ПЦУ найти им полноценную замену не удавалось.
Как я уже говорил, численность духовенства УПЦ перед началом полномасштабной войны примерно в два с половиной раза превосходила численность духовенства ПЦУ. Не говоря о монашествующих, так как соотношение монахов почти 20:1 в пользу УПЦ.
Во многих случаях итогом таких «переходов» стало то, что целый ряд храмов, которые были «переведены» в ПЦУ по инициативе органов власти, с нарушением законодательства, с применением насилия и вопреки воле большинства активных прихожан и духовенства, остались почти или даже полностью без священнослужителей, без чтецов-певцов, а число прихожан, регулярно посещающих службы, резко падало.
Если священник из соседней общины ПЦУ и мог бы служить параллельно также и в таком храме, отобранном у УПЦ, то он сталкивался с массой проблем. Поэтому иногда такие храмы после «собраний» по переходу в ПЦУ резко сокращали активность своей работы или же попросту закрывались.
Не с этим ли связан тот факт, что в официальных богослужебных книгах ПЦУ сейчас появилась «литургия без литургии»: храмовое (а не частное) богослужение, за которым священник причащает прихожан запасными дарами? Причём этот чин организован именно как общая храмовая служба, а не как экстренное причастие больного на дому.
Как известно, в Православной Церкви священник не может служить более одной литургии в день. И если священник ПЦУ, в городе которого один из храмов УПЦ был переведён в эту юрисдикцию описанным выше способом (без священника), получал затем этот храм себе «в нагрузку», то возникал вопрос о том, как служить в нем литургию и как причащать прихожан. Как следствие такого кадрового голода и возник вариант решения проблемы: отслужив полную литургию у себя в храме, священник ПЦУ может затем поехать в соседний храм, «переведённый из УПЦ», и причастить там желающих за особой службой (но не литургией) запасными дарами.
***
Таким образом, вопрос, почему священники УПЦ не хотят переходить в ПЦУ, как мне кажется, является отнюдь не праздным, и уж тем более не опросом общественного мнения.
Сам факт его постановки говорит о серьёзных проблемах Православия в Украине и прежде всего о критической ситуации среди украинского православного духовенства. УПЦ имеет значительно большее число священнослужителей, чем ПЦУ, однако стремительно теряет храмы, которые зачастую отбираются вопреки желанию и самих священников, и активных прихожан. ПЦУ получает эти храмы, однако нередко не может организовать там активную церковную жизнь из-за того, что ей не хватает для этого священнослужителей, а многие бывшие прихожане отказываются ходить в храм, отобранный у них силой.
Ситуация говорит также и о нежелании подлинного диалога между ПЦУ и УПЦ. Каждая из сторон длительное время привыкла не искать точки соприкосновения, а желала в итоге выйти когда-нибудь победителем из той «войны престолов», которая продолжается уже более 30 лет.
В последние годы благодаря политическим и военным потрясениям баланс сил был резко нарушен, чаши весов сильно наклонились в одну сторону. Сейчас и власть, и общественное мнение, безусловно, на стороне ПЦУ, а УПЦ чувствует себя загнанной в угол.
УПЦ находится в ситуации цугцванга: любой ход или его отсутствие только ухудшает ситуацию. Растерянность, отсутствие стратегии, надежда на то, что само как-то разрулится.
ПЦУ уже примеряет венец победителя. Однако в чём будет заключаться для ПЦУ победа? В получении, наконец-то, численного превосходства над УПЦ по количеству храмовых сооружений (открытых или закрытых, пустых или заполненных — неважно; со временем люди, наверное, появятся)? В обретении статуса фактически господствующей и едва ли не государственной Церкви? В законодательном запрете своего главного конкурента?
Год назад я писал, что здоровая конкуренция между ПЦУ и УПЦ была бы полезна для них обеих. Ведь если бы правила игры были бы одинаковы, если бы существовало подлинное равенство перед законом, то это заставляло бы их самостоятельно искать более эффективные способы по привлечению новых прихожан. Где главными принципами были бы не поддержка со стороны государственной власти (патернализм), не политические лозунги, не запугивание и шантаж, не навешивание ярлыков, а христианская миссия. Я говорю сейчас об обеих сторонах.
Да, ПЦУ сейчас близка к победе. Но на пути ещё стоят различные препятствия, и одно из главных — нежелание духовенства УПЦ (все ещё численно преобладающего в Украине) переходить в эту Церковь. На что это духовенство имеет полное право, если только признавать Украину светским и правовым государством, гарантирующим всем гражданам элементарную свободу вероисповедания.
ПЦУ, чувствуя себя на финишной прямой, может сейчас попробовать решить эту проблему решительными шагами, пользуясь, однако, не принципами открытости и диалога (что, опять-таки, приостановит процесс поглощения приходов УПЦ), а поддержкой государственной власти и общественного мнения, отвергающего всё, что имеет хоть какую-то связь с Москвой. Однако не принесёт ли такая победа скорее новые проблемы, доселе неизвестные, о решении которых сейчас никто и не задумывается?
Да, обе церковные стороны сейчас не хотят диалога на высшем уровне. Мы привыкли думать, что любая активная война должна закончиться обязательно победой одной стороны и капитуляцией другой, но не перемирием.
Такая стратегия может быть верной в борьбе с внешним врагом. Однако верующие и духовенство УПЦ никуда не денутся из Украины. В отличие от России (которая всегда или в ближайшие десятилетия точно будет там, далеко, чужим и враждебным государством за бетонной стеной) нынешние верующие и священники УПЦ не уедут из страны и останутся гражданами Украины. И если применять к ним методы запугивания, запрета, навешивания ярлыков, то не заставит ли их это скорее уйти во внутреннюю эмиграцию?
В определении своего отношения к ним ПЦУ должна поставить перед собой вопрос: так ли верна стратегия полного разгрома врага, принуждение к капитуляции? Я не даю ответы. Я всего лишь задаю вопросы. Быть может, оптимальным вариантом была бы, как я уже говорил, здоровая конкуренция, где государство выступало бы независимым арбитром, следящим за тем, чтобы все процессы происходили в правовом поле и чтобы градус взаимной ненависти и неприязни между сторонниками ПЦУ и УПЦ по возможности понижался.
В любом случае, главными принципами во взаимоотношениях ПЦУ и УПЦ должны быть свобода, право, уважение чужой точки зрения (даже если ты с ней не согласен). В этом я не сомневаюсь.
PS. «Что пожнём, когда пыль рассеется?» (С)
Всё вышеизложенное является моей субъективной точкой зрения, которую я вынужден озвучить, к сожалению, из-за рубежа.
С одной стороны, я вовсе не претендую на объективность, ибо уже более полутора лет не нахожусь в Украине. С другой стороны, я постоянно слежу за событиями в украинской церковной жизни, причём не только из СМИ, но также и поддерживая личное общение с украинскими священниками и верующими из разных юрисдикций, общаясь с ними и в соцсетях, и по телефону, нередко получая информацию из первых рук.
Не следует обвинять меня в предвзятости, я и сам прекрасно знаю, что пытаюсь рассмотреть ситуацию только с одной стороны. Отсутствие у меня критики в адрес УПЦ заключается не в нежелании соглашаться с ней, а скорее в принципе «лежачего не бьют».
Если же кто-то пожелает задать вопрос, почему я сам не перехожу в ПЦУ, то вместо перечисления длинного ряда различных объективных и субъективных причин мне хотелось бы просто ответить известными словами профессора Преображенского:
— Вы не сочувствуете детям Германии?
— Сочувствую.
— А, полтинника жалко?!
— Нет.
— Так почему же?
— Не хочу.
Свобода выбора. С отрицающими её диалог невозможен.
