Почти три десятка украинцев живут в монастыре Рождества Пресвятой Богородицы в немецком городе Клаузен. Сегодня они обрели там крышу над головой, юридическую и просто человеческую помощь, которая так необходима тем, кто потерял дом из-за войны.
В конце февраля 2022 года супружеская пара протоиерея Тимофея и Эльвиры Китнис, более двадцати лет живущая в Германии, приняла решение о покупке монастырского комплекса XVII века. Отец Тимофей и его супруга решились поставить перед собой задачу превратить старый католический монастырь в цветущую православную обитель.
И почти сразу же после этого матушка Эльвира создала экстренную группу в Whatsapp: «Принимаем беженцев, приезжайте, есть места»…
О том, какой путь привел к решению создать православную обитель и как не бояться откликнуться на зов Божий — рассказывает Эльвира КИТНИС (Трир — Клаузен, Германия).
Здесь должна быть церковь — это нужно в первую очередь нам
Мой муж протоиерей Тимофей сейчас настоятель этой обители. Долгое время мы служили в помещении, которое принадлежало нам лишь частично, но лет пять назад стало понятно, что на условиях совладения с другими людьми у нас не получится церковного проекта, о котором мы мечтали. Поэтому мы снова стали искать здание под выкуп.
А начиналось всё довольно давно. Когда в начале 2000-х мы приехали в Германию, то столкнулись с тем, что ближайший православный храм был лишь в Люксембурге, то есть почти в ста километрах от нас. Трир, где мы живем, — старейший и очень благочестивый католический город. Как следствие, здесь нет пустующих храмов, которые бы хотели передать православным.
Тогда, в начале 2000-х, мой муж (музыкант и теолог по образованию) почти сразу стал старостой молодого прихода. Так начались наши первые поиски помещения под храм. Первое из помещений, где мы служили, конечно же, было не нашим собственным. Но и тогда нам пришлось принять непростое решение: подписать договор об аренде помещения для нужд церкви, стоимость аренды составляла полторы тысячи евро в месяц.
Так получилось, что вся ответственность по этому договору ложилась на нашу семью, а по тем временам для нас это была невозможная сумма. Мы ведь сами совсем недавно переехали из общежития в первую, социальную, квартиру. Как и все, только приехавшие в страну, получали пособие. Кто недавно прибыл в Германию, тот знает, что это совсем небольшие деньги.
Мы с мужем ночь не спали, я ему говорю: «Это безумие, и мы не можем себе этого позволить, у нас нет таких денег», а он: «Понимаешь, так надо. Это же в первую очередь нам нужно, чтобы здесь была церковь». Я тогда не нашла аргументов для возражения, потому что да, нам был нужен храм. А утром мы вместе подписали договор.
Так мы ввязались в это приключение. Помню, как мы искали первые полторы тысячи. С нашими женщинами-прихожанками организовали лавку на блошином рынке, притащили туда какие-то картонные иконки, стояли и продавали их за «три копейки», собирали пожертвования. Было и страшно, и радостно. Уже на второй месяц аренды мы собрали нужную сумму, причем цент в цент!
Тогда же случилось первое чудо: нам, совсем неопытным в немецкой бюрократии, помогли организовать курсы немецкого языка, с помощью которых мы смогли окупать содержание здания (сейчас, много лет спустя, эти помогавшие нам люди, Ирина и Виктор, основали православную общину в Майнце и помогают монастырю). Вскоре появились и паломнические проекты.
Так мы и «прожили» в арендованном здании первые года три. А со временем задумали организовать свой церковный проект.
«Вы же православные? Я разговаривал с владельцами недвижимости, они хотят сделать вам предложение»
Наш владыка митрополит Иоанн (Реннето) — этнический француз. Благословляя нас на покупку монастыря, он сказал: «Вы должны быть открыты. Должна быть платформа, на которой базируется спокойная монашеская жизнь: чтобы монахи не занимались проблемами, связанными с содержанием объекта. Нужно, чтобы при монастыре был крупный миссионерский центр».
Лет пять назад мы стали искать помещение именно под подобный церковный проект, причём муж тогда ещё не был священником. Но помещение здесь найти сложно, поэтому, когда мужа рукоположили, мы думали даже куда-то переезжать. Но как только стали обсуждать переезд, я увидела в интернете объявление: «Продаётся большой объект». В объявлении не было указано, что это монастырь, но я по фотографиям поняла, что явно что-то церковное.
Мы назначили встречу, пришли к маклеру, посмотрели — и огорчились: очень хороший монастырский комплекс, подходит под масштабный проект, но он слишком для нас дорогой. Такую сумму мы точно не соберём. И мы распрощались с маклером.
Проходит месяц, и он звонит: «Вы же православные? Я разговаривал с владельцами недвижимости, они хотят с вами встретиться и сделать предложение».
Выясняется, что владельцы монастыря — семья католиков, взявших на себя заботу о старом монастыре XVII века и несущих таким образом своё служение Церкви. Кроме того, они семья виноделов (у нас же тут Мозельская долина, знаменитая своими винами ещё со времён Древнего Рима). Эти виноделы по фамилии Зандерс лет 20 назад купили монастырский комплекс, чтобы воссоздать его, отреставрировать (раньше здесь была женская обитель, но сёстры съехали из-за того, что был необходим капитальный ремонт крыши). Зандерсы и провели здесь первую часть капремонта, в том числе восстановили крышу.
Днём эти люди изготавливали вино, а вечерами, как немцы говорят, у них в помещении нынешнего храма было служение «Seelsorge», что значит «забота о душе». С местным католическим священником они собирали здесь людей, просматривали благочестивые христианские фильмы, готовили еду для паломников. Но случилась авария, и господину Зандерсу стало тяжело заниматься таким большим хозяйством. Так семья стала искать покупателей. При этом они хотели, чтобы здесь оставался храм. Они подумали — и решили предложить монастырь нам.
Зандерсы расписали схему кредита: говорят, если вы найдёте вот такой первоначальный взнос, мы сможем на 10 лет дать рассрочку. Но наших накоплений на стартовый взнос абсолютно не хватало. Тогда из Парижа приехал наш правящий архиерей, посмотрел на монастырь — и его это всё так вдохновило! Ведь когда сюда приезжаешь, сразу чувствуется намоленность места, этого паломнического городка, который вырос на месте исторически зафиксированного явления Божией Матери в XV веке.
Владыка написал письмо-обращение к тем, кто мог бы теоретически помочь с покупкой. С этим письмом мы обращались к разным людям. Но всё было напрасно, пока не пришли к нашим паломникам, а теперь уже друзьям и благодетелям, которые неожиданно сказали: «Мы поможем».
Мы обзвонили всех наших коллег, знакомых, сообщили свой адрес и сказали: «Пусть к нам приезжают»
А потом наступило 24 февраля 2022 года, и пришло ощущение ужаса и полной беспомощности.
Тогда мы с моим коллегой Михаилом создали группу помощи беженцам в Трире. В этот самый момент в покупке монастыря нам отказали. Это было ужасно: как только мы подумали, что получилось сделать почти невероятное, как всё развалилось в одно мгновенье.
Мы занялись помощью беженцам из Украины. 20 лет мы принимаем паломнические группы у святынь Франции и Германии, поэтому у нас много друзей и партнёров в Киеве, Харькове, Одессе… Мы обзвонили всех наших коллег, знакомых, сообщили свой адрес и сказали: «Пусть к нам приезжают».
Тогда мы ничего ещё толком не понимали: как будут оформлять беженцев на границе, как вообще всё будет дальше. Но в старом отеле, где мы на момент начала войны служили и которым управляли, у нас имелись комнаты, где можно хоть как-то принять людей.
В итоге в нашем отеле и гуманитарную помощь собирали, и людей селили. Некоторое время даже в помещении ресторана жили две семьи, ведь приехало множество беженцев: знакомые, незнакомые, самые разные. Михаил и его друг Серёжа даже на польскую границу ездили, забирали людей, привозили к нам.
Про монастырь на два месяца и думать забыли, а недвижимость я, расстроившись, совсем перестала искать. Но время шло, а вопрос с храмом оставался открытым.
Оклемавшись от неудачи, я снова зашла в интернет. Смотрю — глазам не верю. Как ни в чём не бывало, продаётся наш монастырь… Снова! Что-то не срослось с новыми покупателями, и хозяева буквально днём ранее опять выставили его на продажу. Муж сразу же позвонил им, и через три дня мы поехали подписывать договор.
Как только получили ключи, сразу стали служить в новом храме. Через 10 дней после переезда, на Успение Пресвятой Богородицы, совершили первую Литургию, а на Рождество Божией Матери, 21 сентября, были освящены престол и стены храма.
Первый год жизни монастыря был совершенно безумным
Православные в Европе всегда на проповеди. У нас в Германии был замечательный архиерей Феофан (Галинский), он долго прожил в Европе и часто говорил, что каждый приход здесь — «изделие штучное».
Это его утверждение имеет исторические «корни». В начале ХХ века диаспора, изгнанная из СССР, образовывала братства, и, например, в уставе парижского братства святого Фотия был пункт: «Мы должны являть красоту Православия Западному миру». У нас тот же посыл.
Для этого мы планируем рядом с монастырём открыть музей, кафе для паломников. Уже сейчас здесь работают образовательные лектории, ведётся работа с детьми. Летом мы организовали детский лагерь в итальянском монастыре Христа Вседержителя нашей же епархии (как показывает опыт первой волны эмиграции, выживают те приходы, которые занимаются молодёжью).
Многие немцы сейчас принимают православие. Известный православный юродивый Прокопий Устюжский — немец по происхождению. Немцы — удивительно упорядоченная нация перфекционистов. Это мы видим и по нашему иподиакону Уриилу. Всё у него очень серьёзно: у немцев же ordnung, то есть порядок и во внешнем, и во внутреннем. Так что мы будем рады, если у нас и дальше будут появляться немецкие православные.
Монастырский комплекс — объект большой, есть здесь и монашеский корпус, и комнаты для паломников (сейчас в них обустроено общежитие для беженцев). Есть несколько квартир для работающих в монастыре семей и второго священника. А год назад здесь были лишь коридоры, множество развалившихся комнат и всего один санузел. Началось всё с того, что нам пожертвовали кровати — кроватей тоже не было…
Первый год жизни монастыря был совершенно безумным. Например, здесь стоял древесный котёл — а мы, городские жители, вообще не представляли, что такое топить котёл дровами, причём утром, днём и ночью.
Возле заброшенного корпуса нашли груду паллет. Они были деревянными, поэтому, на наш взгляд, пригодными к топке. Когда ударили морозы, мы с нашими гостями принялись топить ими…
Эмпирический путь познания истопного дела привёл к пониманию, что паллеты чем-то пропитаны, оттого коптят запрещённым в Германии чёрным дымом. К нам приехали пожарные, и немцы вежливо и дотошно объяснили: всё, что дозволено бросать в печь, продаётся в магазине.
Потом этот котёл и вовсе сломался: он был такой старый, что в нём и нормальные дрова горели не так, как нужно (и я никогда так не радовалась какой-либо поломке!). Было непросто решить эту проблему, но в конечном итоге мы топим дизелем.
Обитель открывается тогда, когда людям нужна помощь
В общем, первый год оказался абсолютно непростым, но к нам приехало множество людей с огромным творческим потенциалом.
Теперь у нас уже есть матушка Варвара и старшая сестра Людмила. Матушка успела стать здесь родной. Она у нас как мама, создаёт теплую атмосферу: встречает прихожан, со всеми общается, всем всё объясняет, рассказывает. Я всё время бегаю по ремонтам, по стройкам, мне некогда, а матушка Варвара — источник тепла, любви, общения, внимания, и у неё это всё замечательно получается, потому что для неё это естественно, она не притворяется, она сама по себе такая.
Почти каждый день в монастыре — монашеское утреннее правило, а ещё идёт полный богослужебный круг с пятницы по воскресенье, с вечерними службами. Это то, чего в Германии почти нигде нет: здесь службы, в основном, по воскресеньям. Поэтому к нам уже начинают приезжать паломники из ближайших к Триру городов. Сейчас у нас ещё есть возможность поселить монахинь, отовсюду, из любой страны. Главное — быть едиными по духу.
Есть и замечательные строители, которые волонтёрским трудом возводят стены храма. Не поверите, есть даже небольшая съёмочная группа, а также талантливые педагоги, с которыми мы сделали детский лагерь. Паломнический центр также будет продолжать работу.
Приезжают и волонтёры, которые помогают с ремонтом: расчищают пространство старого монастыря, помогают красить, выкладывать новые стены. В монастыре создаётся свой приход, своё братство. Многие из этих людей — беженцы. Есть, конечно, и прихожане, живущие здесь давно. Так, регент Ирина и её семья проделали с нами путь в 23 года.
Сейчас идёт период колоссальной отдачи, потому что монастырь неожиданным образом стал для людей не только стенами, где они нашли приют, где они молятся. Для многих это ещё и место для реализации талантов. Восстановление монастыря стало неким смыслом того, для чего люди здесь оказались.
В тяжёлые времена проявляется всё лучшее в людях. При монастыре сейчас живёт около тридцати украинцев-беженцев, у них уже сложилась своя мини-община, очень трогательная, они помогают и поддерживают друг друга. Пока ещё прибывают новые, а кто-то уже смог найти здесь социальную квартиру и переехать от нас.
Распорядок дня у наших гостей свой, монастырь не вмешивается: каждый пытается устроить свою жизнь, интегрироваться в Германии, а мы стараемся помогать. У нас проходят языковые курсы, люди занимаются немецким языком четыре дня в неделю. У всех, понятное дело, какие-то проблемы со здоровьем, с этим мы тоже стараемся помочь. Кто-то сам справляется: некоторые достаточно быстро начинают интегрироваться, учить язык и самостоятельно занимаются своими делами, устраивают в школу детей. Это радует.
И знаете, что интересно? Месяца три назад я села переводить текст об истории возникновения первой, ещё католической обители, в этом строении и выяснила, что первый монастырь возник здесь в начале ХХ века в период Первой мировой. Так вот, первыми насельниками тогдашнего монастыря были монахини, беженцы и раненые солдаты.
Интересная параллель: обитель в этих стенах открывается тогда, когда людям нужна помощь.
Бывает, нужно пережить опыт жизни без Бога, чтобы пожелать встретить Его
Мы с супругом относимся к той генерации, которая росла в советское время и ещё застала советскую атеистическую школу. Помню это состояние пустоты, когда тебе говорят, что ты умрёшь — и всё… На твоей могилке будут расти цветы, и только. И накатывает такое ощущение пустоты! А вся твоя природа при этом чувствует, что ты обречён на вечность.
Бабушка говорила мне: «В школе будут рассказывать, что Бога нет, но ты не верь, Он есть». Наверное, поэтому за период детства и юности во мне накопились протест и чувство безысходности: все вокруг лгут, и тебя заставляют маршировать на линейке с правой ноги, а ты постоянно путаешь её с левой.
В 90-е годы это изменилось, и стало возможным говорить то, что на самом деле думаешь, а значит рассуждать. Помню свои ощущения в то время: в твою жизнь словно начинает поступать кислород. Так вошла в мою жизнь и Церковь.
Моя семья верила в Бога, мне это было знакомо с детства, но никто ничего о вере толком не знал. Бабушка была дочерью репрессированного и поэтому просто боялась открыто ходить в храм. Впервые я попала в церковь лет в восемь (примерно в 1982 году). Было много народу. Красиво пели, но было душно. Мы тихонько поставили свечи и ушли.
А лет в 15 у меня начался собственный поиск. Несмотря на то, что я считалась «трудным подростком», я заходила в храм, иногда переписывала на листочек «Отче наш» — потом уходила, листочек быстро терялся… Приходилось идти снова.
В 1993 году открылся, кажется, первый на территории постсоветского пространства богословский факультет (это было в Омском университете). Когда мы с мужем туда поступили, нашей дочке было два года.
Я много читала, многое сравнивала в разных религиях, и многое мне открылось именно в христианстве. Но сказать, что я только благодаря этому стала верить, было бы неправдой.
Веру нельзя выучить; нельзя просто почитать книги — и поверить в Бога. Вера — это опыт всей твоей жизни, живой опыт других людей, близких тебе по духу. Это опыт доверия Богу, навык благодарить, умение не привязываться лишь к трёхмерному пространству. Только через такой живой опыт происходит «прививка» вечности. И это делает человека свободным, а значит счастливым.
И это главное. Родители часто водят детей по разнообразным кружкам, тратят деньги на элитные школы, и это неплохо, но без выхода на «вертикаль» дети часто вырастают без понятия о том, как быть счастливыми людьми.
Сейчас мы много слышим о том, что люди разочаровываются в Церкви и покидают её. Это нормальный процесс. Если человек ищет волшебное чудо, некий рецепт, когда надо выполнить определённое обрядовое действие и будет тебе счастье, то разочарование неизбежно. И если подобное случилось, это нужно пережить. Значит, что-то было не так, и правильно будет уйти. Бывает, нужно пережить опыт жизни без Бога, чтобы снова пожелать встретить Его.
Довольно много людей приходят в Церковь через некую деструкцию своей жизни: например, человек заболел или разорился. Он приходит в храм в изломанном состоянии, и да, сначала ему дают правила церковной жизни, внутренней дисциплины. Но иногда мы путаем эти правила с самой жизнью, и тогда деструкция никуда не исчезает. За обрядоверием мы пытаемся спрятаться от страхов и страданий, используя церковные таинства как некую «волшебную палочку». Но если кто-то думает, что вера в Бога избавляет от страданий, то это не так. Страдания неизбежны, но постепенно мы учимся их не бояться. Преображённые страдания — это ступеньки порой очень сложного, но необходимого роста.
Я 23 года живу в благополучном немецком обществе. Здесь всё достаточно устойчиво, казалось бы. Но и у благополучного общества есть свои проблемы. Эти проблемы выливаются в различные психологические деструкции. Особенно это проявляется у молодых людей. Есть выражение «с жиру бесятся», но оно в данном случае не совсем корректное. У благополучного общества есть свои реальные болезни.
Время идёт, история меняется, пена сходит, а Христос и Церковь остаются. Та Церковь, где совершается таинство Евхаристии, соединение со Христом, моё личное, в котором я обретаю жизнь, начинаю получать творческие силы.
Бессмысленно позиционировать себя христианином и при этом не «врастать» во Христа. Богословие должно носить деятельный характер: только так человек может себя изменить, только так он может стать счастливым в любых обстоятельствах. Это и есть подлинная свобода. Только через эту свободу мы созидаем себя во Христе. А если этого не происходит, то есть риск или впадания в фарисейство, или разочарования. И разочарование в этом случае меньшее из зол. Богословие, сопряжённое с опытом, приводит ко Христу, а не к определённой канонической-исторической ситуации.
Конечно, всё происходящее сегодня очень болезненно. И мне очень больно. Но на пороге смерти мы не будем обсуждать, что сказал патриарх. Мы придём ко Христу и скажем: «Я хочу быть причастным Тебе».
Записала Ирина Дорошенко. Фото из личного архива семьи Китнис.
Заглавное фото: кадр из фильма «Сокровища царицы Елены», 2011 г., режиссёр Елена Каретник. Эльвира Китнис исполнила в этом фильме главную роль святой равноапостольной царицы Елены.
