Чтобы решить проблему, иногда нужно посмотреть на неё со стороны. Особенно когда кажется, что ситуация зашла в тупик.
Каким видится нынешний церковный кризис в Украине и какие могут быть варианты выхода из него, мы спросили у человека, который 26 лет изучает украинское православие и последний раз улетел из Киева к себе в Германию в конце января 2022 года.
Этот текст также есть на украинском языке.
Наш собеседник: Николай Александрович Митрохин (13.09.1972) — социолог религии, ассоциированный научный сотрудник Центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете. Кандидат исторических наук. Автор книги «Русская Православная Церковь: современное состояние и актуальные проблемы» (2004), сотен научных и публицистических текстов о религиозных и этнических проблемах на постсоветском пространстве.
Живёт и работает в Бремене (Германия), активно публикуется в немецкой политологической и аналитической прессе.
Едешь на центральный проспект города смотреть храм ПЦУ, а он закрыт
— Николай Александрович, как ситуация видится со стороны? Что происходит с Украинской Православной Церковью? В какой точке своего существования она находится?
— Думаю, что сейчас самый тяжёлый период в жизни УПЦ за последние 60 лет её существования. Собственно, как раз стоит вопрос о её дальнейшей судьбе — во всяком случае, в привычных нам формах и размерах. Связано это, в первую очередь, с конфликтом Церкви с государством. Или — государства с Церковью.
На мой взгляд, конфликт обоюдный, и возник он на почве разногласий между политической позицией церковного руководства (в первую очередь) и политической позицией руководства Украины (во вторую очередь).
В то же время Украинская Православная Церковь является крупнейшей украинской конфессией и доминирует в отношении конкурента — ПЦУ — примерно в соотношении 1:5 и 1:3 (в зависимости от того, какую часть Украины мы рассматриваем).
— Какой статистикой вы пользуетесь?
— Имею в виду имеющуюся статистику регистрации приходов, а также статистику количества верующих, которых я считал сам, по головам, в рамках своих исследований. Также учитываю проведённые мной опросы руководителей региональных органов власти, курирующих религиозную сферу.
При полевых исследованиях я пытался найти действующие храмы на местах: те, которые открыты в субботу вечером или в воскресенье утром. Найти и посмотреть, во-первых, какие из храмов работают, а во-вторых — сколько в них людей. Я проводил такой тип исследований в 2015-2017 годах, а также начиная с 2018-го вплоть до января прошлого года. И могу сказать, что работающих храмов УПЦ КП (ПЦУ) я находил немного.
Например, заезжаешь в город Вараш (бывший Кузнецовск, районный центр в Ровненской области. — Прим. ред.) и видишь, как в субботу вечером в храм УПЦ на Всенощное бдение сходится народ со всего микрорайона. Я стою на горе и вижу, как с разных сторон идут меж сугробов цепочкой группки людей, настоятель лопатой расчищает снег в церковном дворе, и понемножку храм наполняется. Становится понятно, что на службе будет примерно 150-200 человек.
Едешь на центральный проспект города смотреть храм ПЦУ, а он закрыт. Притом, что это северо-запад Ровненской области, там народ верующий, в церковь люди ходят активно.
Таких примеров у меня набралось примерно по полутора десяткам городов — начиная от Святогорска и заканчивая Ровненщиной. Поэтому могу утверждать: как минимум до западной границы Ровненской и Хмельницкой областей (не буду затрагивать Галичину и Черновицкую область, мало что знаю про эти регионы) УПЦ доминирует с преимуществом 3:1, в восточных областях — до 12:1 (местами даже больше).
В Харьковской области, например, приходов ПЦУ практически нет. В Херсоне уже чуть больше интеллигенции и проукраинских активистов. Единственная область, которая на всём юге и востоке Украины выделяется относительно большим количеством существующих приходов ПЦУ, — Днепропетровская.
Я имею в виду при этом число реально существующих, а не номинально зарегистрированных приходов (которые благодаря статистике Министерства культуры десятилетиями считаются как «баланс сил» между Церквями), и число реально присутствующих на службах прихожан (а не так называемые опросы, на которые ориентируется украинский политический истеблишмент, поскольку они показывают удобные цифры).
Это положение дел позволяет мне считать УПЦ национальной Церковью.
В УПЦ до сих пор есть те, кто рассматривает любые проявления проукраинских симпатий как нечто конфликтующее с православием
ПЦУ, в свою очередь, достаточно популярна в Галичине, в Ивано-Франковске. Та часть, которая раньше была УАПЦ, популярна во Львовской области.
20 лет назад, в 1997-2003 годах, я довольно активно занимался вопросами православия и греко-католичества в Галичине. Общался и с соратниками владыки Димитрия (Яремы) — главы УАПЦ в Галичине, и с Макарием (Малетичем) — тогда главой Львовской епархии, и с Андреем (Гораком), главой Львовской епархии УПЦ КП. Видно было, что у УАПЦ есть своя инфраструктура, своя популярность. У УПЦ КП были и кадры, и инфраструктура для своих общин. И это было тесно завязано на истории переселения и миграции населения между Западной Украиной и Польшей.
До сих пор, если почитать современные западноукраинские блоги, видно, как продолжаются местные конфликтные истории, связанные с тем, что одни — лемки, другие — бойки. То есть религиозная идентичность населения региона связана с принадлежностью людей к этническим группам, подгруппам и даже спецификой формирования тех или иных сельских сообществ.
Ещё мои исследования показывают, что в Украине на политическую и религиозную позицию человека влияет, условно говоря, тот факт, где и с кем ты был в послевоенные годы. Кто поддерживал ОУН-УПА, кто не поддерживал ОУН-УПА, по каким причинам.
Исходя из всех этих наблюдений и статистики, для меня ПЦУ — это, в первую очередь, западноукраинская Церковь, имеющая весомую поддержку в тех районах, где когда-то поддерживали ОУН-УПА. Некоторый регионализм ПЦУ, на мой взгляд, во многом определяет методы действия её представителей: если кто-то привык действовать напором, силой, реализуя своё понимание защиты национальных интересов, то сегодня мы видим продолжение всё той же борьбы.
Надо сказать, что у сторонников УПЦ в течение длительного времени было во многом подобное целеполагание: я до сих пор вижу случаи, когда люди из Восточной Украины, представители актива УПЦ, тоже ведут речь, мол, «мы боремся с бандеровцами» или «они — националисты, а мы — вненациональные».
Это тоже, мягко говоря, не всегда корректно, и это тоже приверженность политической идеологии, только другой. То, что в УПЦ есть такие, местами довольно сильные фракции, — факт. Они рассматривают любые проявления проукраинских симпатий как нечто конфликтующее с православием.
Другой вопрос, что УПЦ, как общенациональная Церковь, объединяет и тех, кто выступает против строительства Украины как национального государства, и тех, кто за подобную идею. Я встречал и тех, и других.
Для меня лично предметом интереса в УПЦ является борьба идей, борьба разных течений, которая во многом завязана на региональной идентичности и распространённости той или иной идеи в разных региональных группах. Интересно установить — кто? где? почему? Почему люди с Волыни — традиционно автокефалисты. А люди, например, из условной Горловки, из центральной части Донбасса — преимущественно антиавтокефалисты.
У митрополии нет объяснений, для чего это всё
— В чём, на ваш взгляд, корень нынешнего конфликта УПЦ и государства?
— Общество в Украине очень сложное, имеет ограниченный круг общих тем для единения и при этом состоит из множества групп с совершенно разными интересами. Говорить от лица общества, как от некоего феномена, не совсем корректно.
Например, заметно, что УПЦ поддерживают медики. Но медики не представлены в медиа. А медийные площадки в основном поддерживают ПЦУ. Соответственно, журналисты, которые теоретически должны выражать общественные интересы, давным-давно уже, и не только в Украине, не являются выразителями этих интересов. Они являются специфической политической группой со своими собственными интересами, которые и продвигают.
Я много ездил по Украине, по самым разным регионам. Если посмотреть, что реально говорят и думают люди (необязательно сторонники УПЦ; у меня было несколько проектов, связанных с политической стабильностью в Украине, и я общался с разными политическими и общественными деятелями), то это отличается от того, что пишут украинские СМИ, очень сильно.
Даже в самих украинских СМИ ситуация такова: одно дело, когда журналист делает с тобой официальное интервью, а другое — когда вы беседуете в частном порядке. Это будут два разных человека с совершенно разными признаниями.
Государственная машина Украины едет по неким идеологическим рельсам, обуславливающим её государственность. Это те нарративы, о которых любят говорить в украинской прессе и цель которых — становление и продвижение общеукраинской идеологии. А УПЦ отказывается в этом участвовать, что, с моей точки зрения, странно и вредно.
Идея о том, что надо быть Церковью для всех, поэтому не стоит участвовать ни в какой общегосударственной политико-культурной программе (даже, например, фиксации Голодомора в качестве национальной трагедии), могла бы ещё иметь смысл в 2013 году. Но в современных условиях войны и сдвига Украины в более пронациональную повестку эта идея алогична.
Был вопрос, который я не единожды задавал представителям украинской митрополии: почему УПЦ не участвует в днях памяти, связанных с украинским воинством? Почему нет служб в честь УНР, сечевых стрельцов, например? В конце концов, в любом государстве для Церкви абсолютно нормально участвовать в подобного рода общенациональных празднованиях.
Я спрашивал: будут ли в УПЦ когда-нибудь подобные службы? Ответ был: «Точно — нет». А почему нет? Какие для этого есть церковные и политические основания?
Это всё говорит о том, что у современного руководства УПЦ есть «блок» на этот счёт. И я не думаю, что этот блок продиктован условной Москвой (которая гораздо более склонна к толерантному отношению к «местной специфике», чем кажется, и службы в память о Голодоморе или сечевых стрельцах спокойно бы «не заметила», что показывает позиция её епископов в Европе и странах Балтии).
Стало быть, дело в позиции непосредственно руководства УПЦ. Разумеется, каждый человек имеет право на собственные политические взгляды. Но одно дело — личные убеждения, а другое дело, когда ты — руководитель крупной общенациональной Церкви, которая всё-таки должна отдавать кесарю кесарево.
В конце концов, сейчас уровень взаимной ненависти между украинцами и россиянами очень высокий. И действия ВСУ и народа Украины в целом по защите своей страны получили поддержку и одобрение руководства УПЦ. Почему такой же подход не распространить на силы, которые за последнее столетие защищали Украину от русских — так, как они это понимали: что на рубеже 1910-1920-х, что в 1940-е?
Почему службы что по воинам УНР, что по воинам УПА заведомо отданы духовенству ПЦУ или УГКЦ, притом что многие из них (во всяком случае на Волыни, Подолье и в Поднепровье) были крещены в Российской Греко-Кафолической Церкви, которая была предшественницей УПЦ в организационном отношении? Почему ничего не мешает на востоке и юге страны служить по воинам Красной и Советской армии, многие из которых были атеистами или же вовсе несли в Украину идеи сталинского преследования верующих? Где тут логика — не только с политической, но и с церковной точки зрения?
Когда нет объяснения такой позиции, а есть только демонстрация неких жестов, которые и обществом, и государством, вообще всеми воспринимаются негативно, то возникают вопросы: в какой степени УПЦ готова соответствовать статусу общенациональной Церкви в общеполитическом плане?
Здесь возможны разные варианты, но уход в глухую оборону («мы никому не будем объяснять, что это всё значит, в том числе членам собственной Церкви») ведёт к появлению огромного количества проблем. И в первую очередь — с государственными органами.
Если до поры госорганы готовы были терпеть подобное, то сейчас, в ситуации общего кризиса, выяснилось, что УПЦ может только терпеть нападки государственной пропаганды (которые несправедливы, но которым УПЦ ничего не может противопоставить, кроме мужества и веры рядовых верующих, обороняющих храмы).
Но, опять же, я много общаюсь с верующими и священниками запада Украины и вижу, что терпение там кончается. Сколько можно «стоять в вере», не получая адекватной поддержки Киева? Она есть, какая-то, но её явно недостаточно. А главное, нет объяснений, для чего всё это.
— Выходит, УПЦ заслужила такое отношение к себе?
— УПЦ, думаю, выбрана в качестве мальчика для битья.
Так часто делается в ситуациях войны. Это — классика, ещё с Первой мировой: ищутся внутренние враги, которые всегда виноваты. Раньше ими назначались евреи, была развита шпиономания. В Российской империи в Первую мировую войну таковыми стали немцы.
Но тут вопрос: в какой степени УПЦ позволила себе стать законным объектом ненависти для украинского государства, медиа и общества?
УПЦ допустила две большие ошибки.
Первая: нечёткая и непонятная позиция церковного руководства, «отмораживание» Синода и Предстоятеля Церкви. Да, он осудил войну, это так. Но остальных шагов было явно недостаточно.
Вторая ошибка: абсолютно провальная медиастратегия всех предыдущих лет, которая началась с отставки отца Георгия Коваленко. Эта отставка — нелогичная, абсолютно разрушительная для имиджа УПЦ, поскольку отец Георгий контролировал украинскую прессу, чтобы она не зарывалась в осуждении УПЦ за мнимые, в основном, грехи. После этой отставки он перешёл в оппозицию, а затем и вовсе ушёл в ПЦУ и сегодня является одной из ключевых фигур, контролирующих медиакомпанию против УПЦ.
Представителей УПЦ упрекают в том, что не запрещено в принципе
— Какие мы можем увидеть аналогии происходящему в истории христианства?
— История христианства большая, я не являюсь в ней специалистом. Но то, что происходит, мне напоминает атеистическую кампанию, проводимую Хрущёвым. И кампания эта проводится людьми, исходящими из среды советских атеистов, теми же методами: от беснующейся молодёжи до отбора храмов якобы по заявкам трудящихся.
И правка законодательства в соответствии с текущими государственными нуждами — это именно советский атеизм образца 1959-1964 годов.
Сейчас, на мой взгляд, происходит очевидное нарушение прав человека, причём массированное, которое стараются обосновать вопросами госбезопасности. В числе прочего представителей УПЦ упрекают в том, что не запрещено в принципе.
Например, запрещено ли в Украине выражение симпатий России, сделанное в 2015 году? Нет такого законодательного запрета. Более того, все попытки обвинить кого-то в пророссийских симпатиях… Простите, Украина — демократическая страна, и выражение простых симпатий к соседнему государству, по идее, не должно наказываться.
Сейчас, по очень размытому законодательству, пытаются привлечь за какие-то слова, высказанные какое-то количество лет назад, или изъять литературу, которая свободно распространялась по всей территории Украины в течение десятилетий.
Владыка Павел (Лебедь) пересказал в частных разговорах несколько фраз из российского телевидения. Но по какому закону осуждаются частные разговоры по телефону с пересказом выпуска новостей?! Также в какой-то период он сказал: «Если вы хотите молиться за патриарха московского, так молитесь». Почему частная молитва за кого-то является поводом для осуждения?
Если говорить о реальных преступлениях, связанных с войной (а я веду такую хронику-статистику), то есть некоторое число священников УПЦ, которых обвинили в корректировке огня или других формах сотрудничества с российской армией. Но даже этих людей не слишком много. Из их поведения делать выводы, что та или иная структура целиком является предательницей, — большая натяжка.
Никакой логики в этом, кроме того, что надо путём жёсткого давления принудить Церковь занять определённого рода политическую позицию и стать частью ПЦУ, я не вижу.
В ПЦУ не показали себя как друзья, не говоря уже о том, чтобы повести себя как братья во Христе
— Как думаете, реально ли для УПЦ и ПЦУ объединиться?
— Я не вижу в нынешней ситуации возможностей или мотивов для объединения. ПЦУ — модернистская Церковь, с точки зрения УПЦ, что подчёркивает история с календарём. Большая часть УПЦ гораздо более консервативна. Не говоря уже о том, что в УПЦ на официальном уровне не признаётся иерархия ПЦУ.
Не думаю, что объединение возможно, пока живы основные участники процесса. Да, в западной части Украины есть духовенство, которое подвергается жёсткому давлению не только со стороны местных властей, но и со стороны значительной части своих прихожан. И оно в частных беседах говорит: надо всё-таки что-то решать с ПЦУ. Но большая часть Церкви — в иной ситуации.
За время войны УПЦ не сделала ничего такого, чтобы поставить себя вне национальных интересов, — точнее, предать украинское государство и общество. Запроса снизу, от прихожан, на объединение с ПЦУ нет. А если нет запроса от прихожан, то ничего и не будет.
Да и в ПЦУ не показали себя как друзья, не говоря уже о том, чтобы повести себя как братья во Христе.
— Идея единой Церкви на территории единой суверенной страны выглядит привлекательно. Почему у нас пока не получается?
— Потому что идея единой поместной Церкви на территории единого государства работает только в части случаев.
Для примера возьмём Сербию и Черногорию. В Черногории местные власти хотели, чтобы на территории государства существовала единая национальная черногорская Церковь. Но верующим это было не нужно. Они знают, что они — маленькая Церковь с недостаточным религиозным капиталом, недостаточно глубокими религиозными традициями. Рядовым верующим нужна привычная традиция, та глубина религиозных символов, которую ей обеспечивает только причастность к Сербской Церкви.
Сама по себе идея поместной Церкви — политическая. Я не думаю, что создание поместной Церкви является решением всех проблем. Да, в Украине единая поместная Церковь, состоящая из сегодняшних представителей ПЦУ и УПЦ, возможна, и рано или поздно она вызреет. Я и раньше говорил, что Украина к этому придёт. Но верующие УПЦ для этого должны созреть. И это созревание от внешнего давления может или усилиться, или же наоборот, всё пойдёт в обратном направлении.
Из усилий государства принудительно объяснить верующим, во что и как им верить, никогда ничего хорошего не получалось. Весь советский опыт об этом говорит. Да и сколько советское государство пыталось привить верующим более либеральную модель православия…
Было как минимум две серьёзных попытки: в революцию — обновленцы, в 60-е годы — «никодимовцы». Обе попытки показали, что верующие, наоборот, уходят в более консервативную сторону, потому что забот государства им хватает и в обычной жизни. От Церкви верующим нужно что-то другое.
Моя позиция, как человека, много лет занимавшегося правами верующих, такова: любая религиозная организация имеет право подчиняться кому угодно, верить во что угодно. Все внешние попытки заставить Церковь быть «не такой, а другой» являются насилием над правами верующих.
Например, немецкая профессура, которая занимается исследованием религии в Украине, заявила: государственная кампания против УПЦ — нарушение прав и свобод верующих.
Становиться ли Церкви полностью независимой или оставаться в канве и связи с РПЦ — это должна решать сама религиозная структура. В том числе — в единстве и борьбе противоположностей. Сегодня может быть решено так, завтра — иначе. Государство не должно в это вмешиваться. К тому же, в истории было много разных кровопролитных войн, при которых Церкви оставались в том подчинении, в котором и были.
Я не знаю, что будет происходить дальше. Поведение Митрополита Онуфрия для меня загадка. И мне кажется, что Украинская Православная Церковь сейчас готова к любому его решению. Но можно предположить, что у неё будет немного больше проблем, если она продолжит так или иначе оставаться в составе московского патриархата.
Владыка Сильвестр (Стойчев) опубликовал статью, в которой объясняет, что Церковь «стала на паузу». Если это действительно так, то очевидно, что государство снова попробует Церковь «перезагрузить». То есть надавить, чтобы добиться от неё чёткого и ясного заявления об автокефалии.
Так что у меня пессимистичный взгляд на перспективы отношений УПЦ с украинским государством.
Нужен честный и открытый разговор, а не странный поход под здание администрации Президента Зеленского
— Как выходить из этого кризиса?
— Рецептом для выхода был бы публично декларируемый пересмотр отношений и с украинским государством, и со сложившейся украинской культурно-национальной идеологией. Нужна однозначная демонстрация того, что УПЦ является украинской Церковью не только по названию, но и по факту, и на символическом поле.
То есть нужен некий символический жест в сторону украинской национальной идеологии. Если такого не будет, боюсь, что сильное давление продолжится (если только не поступит иных сигналов от той части социума, который активно выступает за всё, что связано с украинской культурной символикой).
УПЦ лишилась храмов во Львовской и Ивано-Франковской областях. Под угрозой все храмы Буковины, Волыни и Хмельниччины. Дальше дело пойдёт на восток Украины.
Причём видно, что храмы закрывают не для того, чтобы передать их ПЦУ, а просто для того, чтобы закрыть. Местные власти перешли грань рациональной защиты интересов ПЦУ. Я наблюдаю стремление по максимуму перевести приходы УПЦ в подпольное состояние, а дальше, с помощью СБУ, охотиться за этими подпольными группами.
Пока война не кончится, пока мирные интересы не начнут преобладать над интересами войны и военных фракций, которые требуют своего куска пирога (не только в материальном плане, но и в идеологическом), ситуация будет оставаться плохой.
— Как бы Церковь могла сегодня поправить своё положение на разных уровнях своей структуры?
— Во-первых, здесь ничего не зависит от разных уровней. Здесь конфликт исключительно между политическим руководством страны и руководством Церкви.
Было бы хорошо, если бы Митрополит Онуфрий пересмотрел свои установки и пожелал бы объяснить и государству, и обществу, и своей Церкви, что он хочет и что планирует. И при этом выступил от своего имени, а не пытался бы уполномочить на это лиц с непонятной степенью влияния и ответственности, при всём к ним уважении.
Нужен честный и открытый разговор, а не странный поход под здание администрации Президента Зеленского, вроде того, который был летом.
Блаженнейший Митрополит Онуфрий получил огромный кредит доверия духовенства и мирян, но сегодня от него ждут более-менее внятных, понятных всем шагов.
Хорошо, есть идея, что мы стали на паузу. Но он не сам это огласил. К тому же возникает вопрос: если мы стоим, то с какого и до какого момента? Это не высказано. Пока только слышно: «Крепитесь, крепитесь…»
Другой вопрос, что сейчас обнаружилось вот что: сигналы, которые Митрополиту Онуфрию подают из епархий, до него не доходят. Нет ответной реакции. Киевская митрополия абсолютно «закуклилась». Они фактически теряют Киево-Печерскую Лавру, но не видно церковной реакции. Церковно-управленческий аппарат фактически не функционирует. И это пугает всю Церковь.
Если бы Киевская митрополия смогла сделать свою работу более понятной всем, это было бы одним из неплохих вариантов того, что можно сейчас сделать.
Второе, что можно предпринять, — это включение в общегосударственную патриотическую повестку. Да, всем понятно, что у владыки Онуфрия свои отношения с идеей украинской государственности. Это не то, что соответствует взглядам большей части украинского общества, в том числе взглядам большей части УПЦ. Им бы хотелось большего патриотизма от своего Предстоятеля. И не только от него, но и от других руководителей Украинской Церкви. Но таких проявлений пока очень мало.
Конечно, патриотизм Предстоятеля ничего не докажет ярым противникам УПЦ, которых немало и многие из которых попросту атеисты. Но его проявления помогли бы снять градус напряжения у тех, кто не является убеждённым противником УПЦ. Причём и на уровне молодого духовенства и епископата УПЦ, ведь настроения там совершенно другие, нежели на уровне пожилых представителей иерархии.
Можно много чего сделать — было бы желание. Но пока мы его не видим.
Заглавное фото: «Новый проспект»
