Майже рік не відповідала на дзвінки та повідомлення, не відчиняла двері своєї квартири відома екскурсоводка, києвознавиця, перекладачка Олена Паршутіна. Друзі намагалися відшукати її навіть за кордоном — може, рятувалася від війни? Але ні.
І лише в грудні 2022-го Господь відкрив страшну таємницю. У Києві проїздом зупинилася родичка Олени, на її запит поліція відчинила двері в квартиру. Так було знайдено тіла Олени та її рідного брата, які рік після своєї смерті пролежали без поховання.
Але навіть такий страшний кінець життя не залишився без особливої Божої уваги. Братія Київської Свято-Введенської обителі (улюбленого монастиря Олени) взяли найактивнішу участь у посмертній долі померлих. 4 січня 2023 року спочилих гідно поховали на монастирському цвинтарі. Відспівування звершив намісник монастиря архієпископ Фастівський Даміан.
Як треба було жити, аби навіть попри смерть на самоті та в невідомості Господь не дав Своїм вірним чадам піти в небуття, а відкрив їхню долю всім друзям та знайомим? Читайте про це у нашому тексті пам’яті Олени Паршутіної.
Світлана Савицька: «Всі її екскурсії були цілком авторськими. Популярності вони набули дуже швидко»
Наша з Оленою дружба розпочалася ще за студентських часів. Ми вчилися в одній групі на факультеті романо-германської філології Київського університету імені Тараса Шевченка. На відділенні англійської філології другою мовою була німецька — її моя подруга знала чи не найкраще за всіх нас і навіть проводила екскурсії двома іноземними мовами.
У студентські роки ми багато подорожували, були майже нерозлучні. Я добре знала усю її чудову сім’ю, як і вона знала мою. Ми називали одна одну на прізвище, майже ніколи на ім’я. Для нас це було природньо — навіть коли постаріли, все одно залишилися вірними цій студентській звичці.
Важко говорити про Олену в минулому часі. Моя подруга була світлою та доброю людиною, завжди готовою допомогти; любила робити подарунки та мала надзвичайне почуття гумору. Навіть зараз, коли я пишу ці рядки, усміхаюсь! Бо так підсміюватись над собою, як вміла це Олена, мало хто вміє.
У побуті Олена була невибагливою, і разом із тим непрактичною та непристосованою до життя. Готувати навчилась лише після смерті мами, але до самого кінця опікувалась своїм братом, завжди знала, що йому купити, чим побалувати.
Після закінчення університету Олена працювала гідом-перекладачем в «Інтуристі». Багато часу проводила в архівах, працювала з рідкісними матеріалами — але це почалося пізніше, коли вона захопилась історією Києва та київських храмів.
Олену поважали та цінували в американському посольстві, часто запрошували саме її для проведення екскурсій для високопосадовців, послів, сенаторів, які приїздили до Києва.
Стиль Олени — це доступність подачі інформації. Навіть екскурсії іноземною мовою вона робила простими та зрозумілими, часто проводила їх у форматі бесіди. Знання моя подруга мала енциклопедичні (їй були властиві чудова пам’ять, увага до деталей), знала напам’ять безліч історичних дат. Я так і називала її, сміючись: «ходяча енциклопедія».
Історію нашої столиці Олена любила та вивчала дуже прискіпливо. Досконало знала історію багатьох старовинних будинків Києва, усе про їх будівництво — від створення проєкту до його втілення; про життя їхніх власників.
Були в неї екскурсії Музеєм історії України у Другій Світовій війні, Софією Київською, Володимирським собором, вулицею Пушкінською, надзвичайно цікавою була екскурсія «Васнєцов у Києві».
Також Олена любила проводити екскурсії Байковим кладовищем, де поховані її батьки та багато визначних людей нашого міста. Вона знала історію некрополів, архітекторів, які їх будували, та тих, для кого вони були збудовані. Всі її екскурсії були цілком авторськими. Популярності вони набули дуже швидко.
Колеги Олени часто приходили до неї по декілька разів на одну й ту саму екскурсію. Вони конспектували за нею, а Олена ніколи не була проти. Казала: «Хай вчаться та розповідають іншим, у мене немає секретів». Вона знала, що її інформація унікальна, правдива, і більше її майже ніде не почути, бо факти були знайдені нею в унікальних першоджерелах.
Олена вивчала не тільки київські храми, але й церкви, розташовані неподалік від столиці, наприклад, у селах Томашівка та Креничі. У мене є невеличка брошура, яку вона мені подарувала й автором тексту якої була: «Храм Покрова Пресвятой Богродицы в с. Креничи Киевской области». Це, на жаль, чи не єдине видання, яке їй вдалось надрукувати за життя.
Чи не найбільша проблема була в тому, що накопичені Оленою за багато років колосальні матеріали не були нікому потрібні. Їх неможливо було надрукувати (точніше, це можна було зробити тільки за власні кошти, а це чималі суми). Періодично той чи інший храм робив їй замовлення на дослідження, але часто забували розраховуватись за виконану роботу, а інколи й просто крали матеріал.
Знаю, що в її квартирі залишилося чимало рукописів та інших цінних матеріалів, і дуже хотілося б, щоб цей унікальний архів не втратився. Можливо, Введенський монастир, яким вона «опікувалась» багато років, допоможе зберегти та опублікувати ці матеріали, так само як він подарував Олені та її брату останній притулок на своєму кладовищі.
Воістину це Божа милість та провидіння! Я абсолютно впевнена, що Олена вдячна за такий подарунок від Господа та улюбленого монастиря, а ми вдячні їй за те, що вона деякий час була серед нас. Світла пам’ять!
Архиепископ Обуховский Иона (Черепанов): «О храме в Креничах Елена написала замечательную книжечку, которую мы издали»
Помню, как вскоре после нашего знакомства Елена рассказывала мне о Введенском монастыре, о связи иконографии иконы Божией Матери «Призри на смирение» (чудотворный образ, хранящийся во Введенской обители) с росписями Владимирского собора, о том, что между ними существует множество стилистических параллелей. Её эта тема очень интересовала, и рассказывала Елена с увлечением.
Тогда я увидел, что этот человек серьёзно погружён в свою профессию. И попросил Елену поискать в архивах материалы и по Ионинскому монастырю, и по Нещеровскому Спасо-Преображенскому монастырю, и по Покровскому храму в селе Креничи Киевской области, где служит братия Нещеровской обители.
Следом возникла идея попросить её написать брошюру о храме в Креничах, потому что Елена нашла множество интереснейших материалов о нём. Елена написала замечательную книжечку, которую мы издали. Дальше последовала просьба написать книгу уже о Нещеровском храме, и она подготовила книгу, которая также была сравнительно недавно издана.
Елена была очень увлечённым человеком. Было видно, что она интересуется историей не из обязанности — а потому, что этим живёт. Также было видно, что для неё радостно делиться тем, что она узнавала (многие детали она действительно буквально вырвала из небытия, и найденные ею факты становились открытиями). Было очень приятно общаться с таким неравнодушным, ярким и заинтересованным человеком.
Оксана Стоянова: «В Лене было что-то от блаженной Ксении Петербургской. Как будто она не от мира сего»
Мы с Леной учились в одной группе в университете, а более близкими стали в конце 1990-х, лет через 15 после окончания вуза. Однажды, когда я вернулась в Киев жить из другой страны, мы с Леной встретились во Введенском монастыре на Пасху. И так пошло, что мы там стали встречаться каждый год.
В университете, я помню, она была очень смешливая, любила пошутить. А ещё бескорыстная — всегда давала списать. Добросовестно училась, старательно готовилась к занятиям и вообще была умничкой. На протяжении всей жизни, когда могла, всегда приходила на помощь.
Для Лены стала большим ударом смерть мамы. Могилки моих дедушки и бабушки находятся как раз напротив могил родителей Лены, и мы с ней часто встречались на кладбище: она туда ходила на свой день рождения, а ещё на дни рождения, дни ангела и, конечно, на дни смерти своих мамы и папы.
Помню её любовь к чудотворной иконе «Призри на смирение». Эта икона была для неё всем. Дня не проходило, чтобы Лена к ней не приходила: уставшая или нет, плохо ли себя чувствует или хорошо. У неё сложились свои отношения с этим образом.
Отдельная тема — это её экскурсии. Лена делала всё с удовольствием и на совесть. Хотя экскурсии были у неё едва ли не бесплатными, она их проводила, даже если собиралось всего два человека! С деньгами у неё не особо складывалось, мы ей говорили: «Лена, бери больше!». А она не могла.
Когда все уже перешли на мобильные, у нас ещё оставались обычные городские телефоны. Когда у меня звонил городской, я всегда знала, что это Лена. Мы говорили обо всём, потому что её интересовало абсолютно всё. Она была такая живая! А ещё наивная и бескорыстная.
Всегда поздравляла моего сына Николая с именинами — звонила, что бы ни было. Меня обязательно поздравляла с Ксенией. И мне кажется, в самой Лене есть что-то от этой святой, такая она была какая-то… Не то чтобы не от мира сего. Но что-то в ней эдакое было.
Последний раз мы общались, когда Лена лежала с ковидом в больнице в конце 2021 года. А после больницы она перестала со всеми разговаривать. Её искали, но она не отвечала на звонки, и мы списали это на депрессию. Волновались, переживали, искали…
То, что произошло с Леной, повергло нас в шок. Но когда её уже забрали из морга и привезли во Введенский — стало легче. Было ощущение, что она наконец попала домой.
Наверное, Лена и сама бы хотела, чтобы ее похоронили таким образом: чтобы владыка Дамиан отпевал, а брат был рядом. И Лена правда достойна того, чтобы её так отпели.
Евгения Ерёменко: «Как иностранцам Лена объясняла наш контекст, так и людям невоцерковлённым она умела объяснить всё, что связано с Церковью»
Елена щедро делилась всем, что знала. У себя на страничке в Facebook выкладывала свои архивные находки, там немало интересных материалов. У неё держалось в памяти множество фактов. А люди, о которых она рассказывала в своих экскурсиях и жизни которых изучала, казалось, были её хорошими знакомыми.
Мы вместе учились в университете. Подругами не были, но я видела в ней человека очень целеустремлённого. Есть фотография, сделанная на крылечке нашего корпуса, там у Лены в руках учебник английского языка. И действительно, она была девочкой, которая всегда ходила с книгой: очень старательной и стремящейся к овладению знаниями.
Когда Лена после университета поступила работать в «Интурист», ей поручали очень ответственные переводы, для важных делегаций. И это много говорит о её уровне, образовательном и культурном. Кстати, в последние годы она была официальным гидом в Межигорье. Межигорье Лена тоже очень любила.
Мы с ней снова начали общаться совсем недавно и почти случайно, спустя сорок лет после университета. Нас объединил краеведческий интерес к моему родному району Киева — Святошино.
Буквально за полгода до её ухода начались наши бурные с Еленой разговоры. Воцерковлённость — тоже залог того, что людям будет уютно в диалоге друг с другом. Мы совпали и тут, и это общение было мне, конечно, подарком от Господа Бога. Как это часто бывает с экскурсоводами, внешне Елена была экстравертной, но внутренне достаточно закрытой. И тем не менее наше общение было для меня радостью.
Однажды я сходила на одну из её экскурсий, о Васнецовых: маршрут был коротким по расстоянию, но очень насыщенным информационно. Удивил и необычный подход к фактам. Лена не говорила, из какого рода происходили эти художники, но много рассказывала об особенностях их живописи. Владимирский собор, ими расписанный, она прекрасно знала. Правда, я не знаю, чего она не знала…
Лена была человеком широчайшей эрудиции. Это школа «Интуриста», когда обо всём, что гид показывает, он должен уметь глубоко рассказать. Ведь работа с интуристами предполагает объяснение местных реалий. И как иностранцам Лена объясняла наш контекст, так и людям невоцерковлённым она умела объяснить всё, что связано с Церковью.
Говорить о Киеве, не затрагивая церковные темы, совершенно нереально, у нас всё пропитано святостью. И Елена не отделяла город от его церковной основы, это в её экскурсиях было очень ценно. Она могла говорить о тонкостях архитектуры, иконописи, о художниках, о святых, и всё было пропитано православным духом.
Елену интересовало многое: киевская топонимика, выдающиеся личности, жившие в нашем городе, разные события… Особой её любовью были кладбища. И создавалось впечатление, что каждую свою экскурсию она буквально проживает. Штампами, привычными для экскурсоводов, Елена не пользовалась. Всему, что она рассказывала, предшествовала глубочайшая работа с серьёзными архивами.
Одна из сотрудниц библиотеки Академии наук рассказала, что Лена запрашивала материалы такой глубины, которая востребована не каждым гидом. У Лены в той библиотеке было своё рабочее место, и она, приходя туда, всегда ставила на стол иконку. Из неё получился бы хороший научный сотрудник. Усидчивость, любовь к анализу могли бы позволить ей быть историком, но ей было интересно передавать знания людям, причём так, чтобы человек пришёл на экскурсию второй раз. Это дар Божий.
Она была ненасытна в познании окружающего мира. Любила природу, цветы, партесное пение, барочную живопись. Не делила жизнь на православную и «остальную» — восторгалась и Боттичелли, и немецкой архитектурой. Воспринимала жизнь во всех её проявлениях (по крайней мере, внешних) с удовольствием.
Иеродиакон Аристарх (Караговник): «Она потрудилась, чтобы в мире осталась память о многих людях, а теперь Господь управляет так, чтобы осталась память и о ней самой»
Главная характеристика наших с Леной отношений такая: мы с ней друзья. А ещё мы с ней неплохо потрудились для нашего монастыря и для православия в целом. Мы работали вместе два года перед её безвременной кончиной, и Лена успела передать мне информацию, которую смогла собрать касательно Введенского монастыря.
Отец Аристарх достаёт с полки толстую стопку папок и документов:
— Наше сотрудничество с ней — Промысл Божий. Это только часть её трудов. Когда я стал знакомиться с её работами, то понял, что они очень важны. Владыка Дамиан также увидел качество и глубину исследований, которые проводила Лена, и мы решили, что просто необходимо с ней сотрудничать, ведь благодаря Лене открывались такие страницы истории монастыря, которые считались утраченными.
Лена любила Божию Матерь, отыскивала историю тех икон, о происхождении которых никто ничего не знал, изучала иконографию. В нашем монастыре есть икона Божией Матери «Призри на смирение», которая обильно изливает чудеса, и, видимо, Лена почувствовала благодать, исходящую от этой иконы, — она бывала здесь буквально каждый Божий день. И всё время рассказывала, что Божия Матерь ей помогает.
Одну из своих работ она посвятила истории образа, и сумела её дополнить новыми фактами. Лена была не совсем обеспеченным человеком, к тому же, содержала брата (у него были свои немощи). Но тем не менее свою десятину отдавала Божией Матери.
Все труды Лены были во славу Церкви, и на этой почве мы стали общаться. Информации у неё было очень много, и бывало, она могла эту информацию безвозмездно принести в какой-нибудь храм и сказать: «Знаете, у вас в таком-то году были такие-то мощи, приезжал такой-то митрополит». А священники смотрели с широко открытыми от удивления глазами: откуда это всё вообще можно было узнать?!
Или мы могли с ней прогуливаться по Печерску, а Лена вдруг говорит: «На этом месте раньше был храм во имя святой княгини Ольги». Сейчас там стоит жилой дом, нет ни памятной таблички, ни поклонного креста — мы бы и не узнали, что там был храм, если бы не Лена.
У неё была хорошо подготовленная и собранная информация по поводу различных икон, храмов Киевской епархии, в том числе разрушенных. Потрясающую работу она провела по поводу фастовского полковника Семёна Палия — думаю, когда поднимется вопрос о его канонизации, мы эти её труды обязательно используем. А сейчас нам нужно довести до ума три уже почти собранных дела по канонизации: одно Елена полностью составила сама, остальные материалы мы с ней собирали вместе.
Лена вообще знала множество выдающихся киевлян и очень любила кладбища. Сделала кладбища местом для экскурсии. Так, на Зверинецком кладбище лежит почитаемая старица инокиня Ольга (Качановская), к которой также каждый день идут люди. Её хорошо знают киевляне, и, видимо, Господь управляет так, что сейчас нужно, чтобы её знало больше людей. Елена много изучала её жизнь и рассказывала об этой старице.
Ко всем, о ком рассказывала, Лена относилась как к живым. И подавала записки за почивших священнослужителей, героев своих экскурсий: говорила, что они наши молитвенники. Особенно она любила патриарха Алексия. Даже оставила мне несколько вырезок его фотографий, одна из них очень трогательная: на ней патриарх идёт вместе со своим секретарём (а я ведь тоже секретарь), и Лена мне с улыбкой эту вырезку подарила.
Владыка Дамиан благословил обрабатывать труды, которые оставила Лена: что-то будем издавать, что-то выкладывать на её страницу в Facebook. Думаю, Лене будет приятно, что люди по-прежнему получают от неё информацию. Мы бы хотели, чтобы материалы, которые остались у Лены дома, также достались монастырю, потому что у неё было действительно много информации о нашей обители. Наверняка в её личных архивах есть ещё какие-то ценные факты. Ведь двадцать лет она сидела в архивах, чтобы оставить нам бесценную информацию о святынях Киевщины.
Я не стану называть Лену человеком святой жизни, но она прожила жизнь достойную, её любят и помнят. Она потрудилась, чтобы в мире осталась память о многих людях, а теперь Господь управляет так, чтобы осталась память и о ней самой.
Моя подруга была сердечным человеком, с детским восприятием мира, которое очень располагало. Она не терпела лжи, лицемерия, несправедливости. И воспринимала всё так, как написано в Писании. У неё получалась соприкасаться с людьми душой и сердцем. А ещё, хоть Лена в плане финансов жила скромно, но изыскивала возможность поздравить меня с праздником, купив самое любимое пирожное: мне и себе. И я понимал, что она купила его не от избытка, а чтобы сделать приятное.
Мы с ней были схожими по складу характера: оба немного романтики, немного мечтатели, ведь когда в человеке зарождается вера, то рациональное отходит на другой план и логика разбивается о благодатные чудеса. Когда знаешь, что рядом с тобой Божия Матерь, каждый день — как можно оставаться рациональным?
И отходя от рационального, замечу, что Лена была необычным человеком, с большим сердцем, а доброе сердце восприимчиво. И моя подруга восприняла благодать от Божией Матери, знала, куда идти за помощью, и несла крест по уходу за своим братом.
Лена с братом отошли ко Господу примерно в одно и то же время. С трудом можно представить, что два человека разного возраста и физического состояния отошли едва ли не в один момент, вместе. Могу предположить вот что. Поскольку Лена опекала своего брата по любви, то, понимая, что она уже отходит, могла помолиться Матери Божией, чтобы Господь забрал и брата — без неё он бы не справился. И Господь действительно забрал их практически в одно время. Мы не знаем, как всё происходило, но их нашли на соседних постелях, мирно отошедшими ко Господу.
Лена была коммуникабельной, много общалась со своими друзьями. Поэтому мы удивились, когда она пропала, и долго её искали, разными путями. А когда я уже в сердцах сказал: «Лена, помоги мне тебя найти! Где ты находишься?!» — на следующей день полиция написала, что её нашли.
Лена погребена на кладбище в Ярошовке, которое монастырь обустроил для родственников монахов и самых близких наших прихожан. И я не могу говорить о ней: «Мы дружили», а говорю: «Мы дружим», потому что у Господа все живы.
