Священник Александр Занемонец в Финляндии окормляет украинских беженцев и ведёт свою страницу в Facebook на русском, чтобы доносить правду о войне в Украине. Он ездит по всей Финляндии — где только оказываются наши сограждане. Четыре дня назад, например, был в самом северном городе, прямо на полярном круге: «Минус десять. Ещё до начала зимы. И на глазах замерзают реки…»
Какое отношение к себе встречают украинцы, пересекая финскую границу, и чем война в Украине страшнее войны в Афганистане, читайте в его эксклюзивном комментарии нашему проекту.
Я оказался в Финляндии в марте этого года. Хотя до этого мы с семьёй жили в Иерусалиме. И почти каждый день с тех пор — новые встречи. И новости последних восьми месяцев — Киев, Мариуполь, Буча, Ирпень, Харьков, Николаев, Херсон, Одесса — вновь и вновь становятся конкретными людьми, которые были вынуждены покинуть свои разрушенные и сожжённые дома.
В основном женщины с детьми. У многих — убитые. Дети, мужья, родственники… Все эти люди были живы и у себя дома — до 24 февраля.
К осени 2022-го около 40 тысяч украинцев попросили в Финляндии «временное убежище». Большинство из них считают себя православными. Хотя многие, кто здесь приходит в церковь, дома делали это нечасто.
Это злоупотребление религией
Зайдя в православный храм в Финляндии, украинец оказывается в совершенно знакомой для него обстановке, ведь традиция финского православия, хоть и финоязычная, восходит к славянскому православию. После крещения Руси православие стало приходить к угро-финнам через новгородские земли, и в течение многих веков епископом для местных православных общин был архиепископ Новгородский.
За более чем 100 лет существования Великого Княжества Финляндского в составе Российской империи храмы в Финляндии строились в тех же стилях, что и в остальных регионах, поэтому храмовое убранство, церковное пение и богослужение здесь украинцам довольно привычно.
Большинство украинских беженцев в Финляндии — русскоговорящие. Ведь войной разрушены в первую очередь регионы на востоке и на юге страны. Убитыми и изгнанными российской армией из своих домов оказались как раз те, кого она пришла «освобождать».
Многие беженцы приехали в Финляндию из оккупированных Российской Федерацией областей Украины. Жители Мариуполя, Харьковской или Херсонской областей могли эвакуироваться только через Россию. А поскольку авиационного сообщения России с Европой сейчас нет, то единственный путь — через сухопутную границу: в Финляндию или же Эстонию и Латвию. Беженцы из центральных или западных областей Украины выезжают через западные границы Украины, и там уже больше вариантов, в какую страну ехать дальше.
В итоге украинские беженцы интегрируются в Финляндии в местные православные общины. Облегчает эту интеграцию наличие священника или прихожан, говорящих по-украински или по-русски. Единственным препятствием может быть не язык, но поддержка войны со стороны выходцев из России. Я слышал это в отношении светских сообществ или протестантских общин (в первую очередь в отношении пожилых выходцев из России, которые смотрят российское телевидение), однако не сталкивался с таким ни в одном из приходов Финляндской Православной Церкви.
Предполагаю, что антивоенная позиция православных финнов связана с ясной антивоенной позицией руководства Финляндской Православной Церкви: «Попытка защитить незаконную агрессивную войну России религиозными обоснованиями — это злоупотребление религией: это неэтично и нарушает связь между Востоком и Западом и, прежде всего, это наносит вред людям» (из совместного обращения православного Архиепископа Финляндского Льва и лютеранского Архиепископа Финляндии Тапио, 10 августа 2022 г.).
А также — с памятью о том, что 80 лет назад Финляндия подверглась агрессии Советского Союза, в результате чего сотни тысяч финнов, в том числе православных, стали беженцами. У большинства из тех, кто в Финляндии родился в православных семьях, были бабушки-дедушки из карельских беженцев, так что для них забота об украинских беженцах — это воспоминание о том, что было с их собственными семьями два-три поколения назад.
Такое же позитивное отношение к приёму беженцев и мигрантов и заботу о них я вижу у многих потомков православных эмигрантов в Западной Европе: «Наших предков в трудной ситуации приняла Франция или Америка, и мы — уже как американцы или французы — будем делать то же». Иди, и ты поступай такожде (Лк. 10, 37).
***
Из записей отца Александра на его странице в Facebook: «На днях должно быть крещение семимесячного малыша. Мальчик родился в Мариуполе за два дня до начала войны. И первые два месяца жизни провёл в подвалах, под непрекращающиеся боевые действия. В конце апреля семья смогла выехать в сторону Финляндии…
Всё — как в рассказах бабушки, которая вместе с моей новорождённой мамой пережила Сталинградскую битву (первая мамина «прописка» 1942 года — «Сталинград. Блиндаж №6»).
И да, в нацистской Германии за уклонение от призыва полагался расстрел. Поэтому святой мученик Александр Шморель, недавно прославленный Русской Зарубежной Церковью, был гильотинирован в 1943 году в Мюнхене за пропаганду против мобилизации в армию своей страны. В армию страны-агрессора. Его же молитвами…»
Крещений и венчаний тут гораздо больше
Очень важный вопрос — наличие инфраструктуры: беженцам невозможно сделать всё самим, без средств.
Инфраструктура Финляндской Православной Церкви довольно развита. Есть храмы, священники — в том числе украинские или русскоговорящие. Есть оплата поездок для священников, посещающих свою паству в разных городах, где нет храмов.
В Западной Европе тоже активно задействована православная церковная инфраструктура — если не епархиальная, то приходская. Есть местные священники, говорящие по-русски или по-украински. Это важно, так как количество духовенства, выехавшего из Украины после начала войны, невелико.
Конечно, отдельные общины УПЦ будут появляться и уже появляются в странах Западной Европы. (Хотя не в Польше, Чехии, Словакии или Финляндии, где есть своя Поместная Церковь). В первую очередь там, где имеющиеся приходы по каким-то причинам не могут заботиться о беженцах. Этими причинами может быть отсутствие православного прихода в том или ином городе, поддержка войны, если это приход Московской патриархии, или же отсутствие духовенства и прихожан, хоть как-то связанных с украинскими реалиями.
Что будет дальше? Даже если война закончится совсем скоро, многие из украинских беженцев останутся и в Финляндии, и в других странах Западной Европы. В первую очередь те, кому некуда возвращаться. А временное убежище превратится в постоянный дом. Это значит, что украинский и русскоязычный след в местном православии станет более отчётливым. Ведь для людей средних лет, как и для многих из молодёжи, языком их молитвы останется тот, который был выучен ими ещё дома.
Из личного — завтра еду на две недели в северную епархию Финляндии (к которой относится и Лапландия). Там есть храмы, но нет ни одного священника, говорящего по-русски. Будем служить в разных приходских храмах, в том числе за полярным кругом. Ведь и там теперь живут украинцы! Перед Литургией — исповедь, кому нужно. После — чаепитие, общение. Посещение беженских центров (когда это возможно). Нередко крещения и венчания. Слава Богу, тут крещений и венчаний гораздо больше, чем отпеваний.
И молимся здесь:
О богохранимой стране нашей Финляндии,
О богохранимой страждущей стране нашей Украине,
народе, властех и воинстве ея…
На прошлой неделе был на встрече с украинцами в Ново-Валаамском монастыре. Народная академия устраивает там образовательные встречи и лекции на разных языках. На выходные — с пятницы по воскресенье — приглашали украинцев. Человек 50 из одного из приходов в центральной Финляндии. В середине декабря то же будет для украинцев из какого-то другого прихода. (Ново-Валаамский монастырь возник в ходе зимней войны 1939-1940 годов, когда все монахи ладожского Валаама вместе с иконами, книгами, утварью эвакуировались вглубь Финляндии).
Никогда не знаешь, как и когда и при каких обстоятельствах Господь по милости Своей призовёт тех, кто сегодня может даже не догадываться о Нём и Его Церкви.
***
Из записей отца Александра на его странице в Facebook: «Дорогая N, ты живёшь сейчас в русской глубинке. Иногда, наверное, смотришь российский телевизор. Читаешь Пелевина и Дугина…
Я, как православный священник, служу сейчас среди украинских беженцев. В основном это женщины и дети, которых в ночь на 24 февраля по единоличному решению российского диктатора начали бомбить по всей стране. Почти 90% из них, кстати, русскоговорящие.
Ты, наверное, не знаешь, что это такое, когда твой город обстреливают ночью? Потом многие из них сидели месяцами в подвалах, пока российская армия уничтожала их города — Мариуполь или окрестности Харькова. <…> У многих из них мужья погибли на этой войне. А у кого-то они погибли в Буче (да-да, это реальное место!), где обезумевшие от возможности убивать русские, бурятские или чеченские мальчишки пытали и убивали просто так… Грабили заодно.
Я видел людей, которые в 2015 году были готовы к тому, что их южные области — как и Крым — станут частью России. А сейчас их мужья пошли служить в Украинскую армию. “В чём же разница?” — спрашивал я. “В том, что 24 февраля нас сразу стали убивать. Значит, надо идти защищать своих близких и свою родину от убийц”.
Наверное, ты скажешь, что я выдумываю. И не российские солдаты убили уже десятки тысяч в Украине и изгнали миллионы, а это украинцы вторглись и убивают в России. Думаю, со временем ты встретишь русских ребят, которые тебе расскажут, что они делали в Украине. Как мы все видели мужчин постарше, которые, выпив, начинали рассказывать о том, чем они на самом деле занимались в Афганистане… Тут — страшнее. И больше. И со своими. Это — настоящее зло».
