Народный депутат Украины Максим Бужанский — о гей-парадах и легализации однополых браков; настоящих нацистах и паразитировании на подвиге предков; а ещё — о мифах и параллелях нынешней войны и Великой Отечественной.
— Максим Аркадьевич, хочу сразу спросить о том, что не укладывается в голове. Наверное, к войне морально невозможно подготовиться. И никто из нас не был к ней готов. Но всё равно реакция некоторых наших людей ввергает в ступор.
Например, нам пишут в комментариях: «Я честно не понимаю, за что воюют люди, что изменится, если поменяется власть? Когда льётся кровь людей, тысячи свежих могил, а Верховная Рада рассматривает вопрос об однополых браках, у меня возникает вопрос: что вы защищаете, люди?»
Что можно ответить на это? Причём это киевлянка спрашивает, которая прекрасно знает про Бучу с Гостомелем и другие «прелести» оккупации.
— К сожалению, Верховная Рада вместо рассмотрения исключительно технических вопросов, вопросов войны и экономики, которыми она занималась в месяцы, прошедшие с 24 февраля, перешла к вопросам, которые на фоне всех ужасов войны выглядят, действительно, несколько странно. Я согласен, это никуда не годится.
К счастью, вопрос легализации однополых браков не рассматривался. И я не думаю, что в ближайшее время Парламент Украины его рассмотрит. Если речь идёт обо мне, я буду категорически против. Более того, большая часть известных мне коллег выступит категорически против.
Наверное, имеется в виду Стамбульская конвенция — ваш читатель задаёт вопрос именно о ней. Лично я считаю Стамбульскую конвенцию манипулятивным инструментом, поэтому я за неё не голосовал. В нашем законодательстве есть все необходимые нормы, которые предусматривают защиту прав граждан, в том числе людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Конституция Украины запрещает дискриминацию по любому признаку, Уголовный Кодекс защищает каждого человека от любых видов насилия и преследования.
— Да уж, когда гей-парады ходили по Киеву, охраняющих их полицейских было чуть ли не больше, чем самих участников. А нам теперь из телевизора соседней страны постоянно за эти парады «прилетает». Вот, мол, та самая Европа, куда Украина так стремится.
— Давайте говорить откровенно и называть вещи своими именами. Я без всяких симпатий отношусь к гей-парадам. Я уважаю право каждого строить свою личную жизнь как ему угодно. Но гей-парады — это немного странная, не лучшим образом выглядящая демонстрация. Мне это больше напоминает вызов, чем реализацию своих прав. Делай что хочешь у себя дома — твоё право, а ходить по улицам — это претензия и демарш.
Но. Извините, это наше внутреннее дело — то, что происходит в нашей стране. Это отношения между нашими, украинскими, гражданами. И не нужно что-либо отвечать российской пропаганде, потому что её задача — втянуть вас в любой спор. Вступая в этот спор со своими аргументами, вы как бы признаёте их право иметь какую-то позицию относительно происходящего в нашей стране. А мы это право отрицаем.
Мы в своей стране разберёмся сами. Россияне могут что угодно об этом думать или говорить — как и мы думаем много чего об их стране. Но как нам поступать и как к этому относиться — не их, а наше, внутреннее, дело.
— Я многим задаю вопрос: как эта война в принципе стала возможна? Моё поколение выросло буквально на культе мира. Всё это «солнечному миру — да, да, да. Ядерному взрыву — нет, нет, нет». Ветераны Великой Отечественной войны как заклинание повторяли: «Лишь бы не было войны». Откуда же взялось это — «Можем повторить»? Почему люди несмотря ни на что романтизируют, героизируют войну, продолжают хотеть в неё «играться»?
— В Украине этот убогий и дешёвый слоган «Можем повторить» никогда не звучал.
Я с огромным уважением отношусь к нашей истории. Я очень много писал о Великой Отечественной войне и продолжаю о ней писать. Но вот это «Можем повторить» — самое мерзкое, самое пошлое, что я вообще когда-либо слышал.
Великая Отечественная война — Вторая мировая война в целом, любая война — это колоссальная драма. Это кровь. Это страдание десятков миллионов людей. Страдание, которое тянется из поколения в поколение. Семьи разрушены — я знаю многих, у кого бабушка проводила мужа на фронт и они больше никогда не увиделись. Целые поколения живут памятью об этой боли, расставаниях и потерях.
А это дешёвое, скоморошье «Можем повторить»… Да ничего вы не можете повторить! Нельзя «повторить» своего ребёнка — точно такого же родить невозможно. Невозможно повторить переживания человека, который отдаёт свою жизнь, жертвуя собой, спасая других.
Это попытка паразитировать на подвиге предков. К сожалению, то, что мы наблюдали в Российской Федерации много лет как фарс, что нам было непонятно и неприемлемо и имело странные и смешные формы, вылилось в ужасное воплощение. Когда, поверив в собственную пропаганду и отравившись собственной пропагандой, россияне решили, что завернут свою агрессивную войну против Украины в эту оболочку и она на нас как-то подействует.
Но она не подействовала. Подвиг наших предков — одна история, а эти просто пытаются паразитировать на подвиге, прячутся за него и кощунственно его используют.
— Сейчас часто проводят исторические параллели нашей войны с другими войнами в истории. Вы историк, автор книг по истории. Видите ли вы какие-нибудь параллели?
Например, Мариуполь сравнивают со Сталинградом. Что так же не успевали вывести гражданских из города. Такие же шли по масштабности уличные бои. Такие же разрушения, проблемы с водой, страдания, которые пришлось переживать мирным жителям. Вы согласны с такой трактовкой?
— В нашем обществе последние 8 лет ходило огромное количество лживых мифов о Великой Отечественной войне. Лживых и подлых, я считаю. И, к сожалению, так вышло — Господь нас наказал, — что горькая правда по каждому из мифов нас «догнала».
В случае с Мариуполем я бы проводил параллели не со Сталинградом, а с Севастополем. Сталинград удалось отстоять. А Севастополь — после героической обороны, уличных боёв, после того, как он был полностью разрушен, а наши войска исчерпали все возможности к сопротивлению — был захвачен немцами. Та же самая судьба постигла Мариуполь. Тут действительно есть параллели — параллели подвигу, параллели драме.
Что касается других параллелей, то тут в принципе всё повторяется. Вероломное нападение в 4 утра. Миллионы беженцев, дороги забитые, люди, в ужасе бегущие от войны. Народное ополчение, в том числе народное ополчение Киева — наша территориальная оборона, куда записались 100 000 украинцев, выразивших готовность защищать свою Родину. Рассказы про «чёрную пехоту», которой просто не хватило формы, — и вы видите, что наши войска иногда воюют не в уставной форме, а в чём есть. Это и мобилизация новобранцев — когда не всегда хватает времени на полноценное обучение перед отправкой непосредственно на место боевых действий.
И вместе с этим — враньё об одной винтовке на двоих. Тогда не было одной винтовки на двоих, но мы видим, что такое оружейный голод — когда не хватает боеприпасов и сражаться приходится, считая каждый патрон. Или вот, ценой невероятных героических усилий и высокого воинского мастерства наши бойцы защищают какой-то населённый пункт или освобождают его, а злые языки потом рассказывают, что «завалили трупами» — хотя мы же видим, как всё происходит на самом деле.
А сколько ходило историй: «Вот, в 1941 году взорвали плотину ДнепроГЭС, это варварский акт!» И так далее. Мы сейчас взорвали какое количество мостов? То есть легко было рассуждать в фейсбуках, когда никто даже не пытался понять, о чём идёт речь. А когда враг уже на том берегу, и надо благодарить Бога за секунду, которую Он даёт для того, чтобы повернуть рычаг и взорвать мост… Мы взорвали свои мосты — у нас не было другого выхода. И тогда не было другого выхода.
Или все эти разговоры о том, что тогда не победили бы без ленд-лиза. Безусловно, ленд-лиз спас огромное количество жизней, но — посмотрите, наша война идёт уже шестой месяц, и ленд-лиз ещё не пришёл, мы сражаемся своими силами. Точно так же было тогда. Ленд-лиз поступил, когда перелом в войне уже произошёл. И сейчас ровно та же самая история.
В том числе ничего нового не придумала и вражеская пропаганда: нет ничего из нацистских методик, какие бы она сейчас не использовала. «У вас не та власть», «переходите к нам» и так далее.
И я хотел бы особенно подчеркнуть одну вещь: российская пропаганда на каждом шагу использует термин «освобождение» и ни разу не нашла в себе ни сил, ни смелости, ни ума сказать (я с первых дней войны об этом пишу и продолжу писать): освобождение от кого? От кого нужно «освободить» украинский город Харьков? От кого нужно «освободить» украинский город Запорожье? Мелитополь, Васильевку, Бердянск, Кириловку, Херсон, Николаев? От кого они хотят нас освободить? От нас?
Безусловно, ложь про «освобождение» они используют не для нас — для своих. Которые нетребовательные и таких вопросов не задают. Освободить Украину от украинцев?
Это вопрос, с которого мы начали беседу: за что мы воюем? За то, чтобы нашу страну никто не освобождал от нас. Вот это и есть то, за что мы сражаемся.
— А как же «нацисты», которые тут, в Киеве, засели? От них и «освобождают».
— В нашей стране, как и в других странах, есть люди, испытывающие симпатию к нацизму. Везде, во всём мире, это маргинальные течения, которые находятся за гранью закона, за гранью общественной морали. До войны я очень много занимался вопросом, достаточно ли активно наше государство таких людей преследует и достаточно ли наше законодательство для их преследования. И дискуссия в обществе велась в этом ключе: «Да, достаточно. У нас всё есть, все необходимые механизмы и инструменты». Либо: «Нет, недостаточно. Нужно обращать на это больше внимания, прикладывать больше усилий». И всё.
Когда я слышу о «денацификации», всем россиянам, которые приходят ко мне в Facebook в комментарии, говорю: «Начинайте с меня. Вот я, ни за кого не прячусь, начинайте с меня. Давайте, рассказывайте, каким образом вы будете меня денацифицировать». Ещё ни один на это ничего не ответил.
Они сами нацисты и за рассказами про «денацификацию» пытаются спрятать свою нацистскую сущность, своё нутро, суть своих действий. Вы же прекрасно понимаете, что ничем, кроме нацизма, варварский пятимесячный расстрел Харькова, ракетные убийства Николаева, бомбардировки Днепра и Одессы, Бучу, Гостомель, Ирпень, Бородянку — ничем иным это объяснить нельзя. Самый натуральный, классический нацизм.
Точно так же вёл себя Третий рейх. Я говорю сейчас про удары по гражданскому населению и инфраструктуре. Бомбардировки Англии в 1940-м году — это намеренная попытка сломать англичан. В ударах ракетами Фау-2 по Англии не было никакого военного смысла, ни малейшего. Так, просто показать, «что у нас есть и что мы можем».
Мы это знаем из учебников истории, и вот выпало несчастье узнать на собственных жизнях, на собственных судьбах — не хотел использовать крутившееся на языке «на собственных шкурах». И тем не менее вы же видите, страна держится.
— Откуда берутся мифы о войне? Хотя бы те, о которых вы упомянули.
— Приведу простой пример. Откуда, допустим, пошёл миф про «одну винтовку на двоих»? Или что воевали «черенками от лопаты» — самый мерзкий, на мой взгляд, штамп.
Российский режиссёр Никита Михалков в своём фильме «Цитадель», который является продолжением фильма «Утомлённые солнцем», показал эпизод, где воинское подразделение идёт на штурм укреплённой позиции с черенками от лопат.
Существует огромное количество архивов, они все открыты: российские, международные. Любой пользователь может зайти и посмотреть по имени, фамилии и отчеству деда, где, в какой части он служил и в какое время. А потом поднять историю этой части и «совершенно случайно» обнаружить, что можно за пять минут получить всю информацию про экипировку этого подразделения в любой момент боевых действий. И что никаких лопат, никакой винтовки на двоих и прочего бреда про «оружие добудете в бою» не было.
У нас в данный момент существует проблема, что многие подразделения не имеют достаточного тяжёлого вооружения там, где мы хотели бы им дать. Есть проблема, что противник выпускает по нам в десять раз больше артиллерийских снарядов в день, чем мы. Я напомню, что за период Великой Отечественной войны немцы выпустили в два раза больше артиллерийских снарядов, чем Советский Союз. И этим обусловлен размер потерь. А россияне выпускают в десять раз больше!
Но это не значит, что наши войска идут в бой без оружия, без патронов, без боеприпасов. Скажи сейчас кому-то такую глупость, он посмотрит на тебя как на сумасшедшего. И я не могу понять, зачем наши граждане раз за разом иногда повторяют гнусные глупости про войну того времени.
— В самой Российской Федерации некоторые называют нынешнюю войну «бунтом отцов против детей». Потому что молодёжь там в основном не поддерживает то, что происходит, — они ведь видели другую жизнь со старбаксом и макдональдсом. И это как раз люди старшего возраста борются за то, чтобы вернуть что-то из своего прошлого. Как вы считаете, что сделало возможным эту войну?
— Насчёт реваншистских настроений — то в Украине их нет и никогда не было. Мы ни на кого не нападаем, никому не угрожаем. Да, мы делаем массу всяких глупостей, у нас есть много всего, что можно и нужно критиковать, но у нас нет желания доминировать на международной арене, и не потому даже, что нет возможности, — нам просто не до того. Нам бы нашу хатинку, яка скраю, облаштувати.
Но это есть у России. В современном мире они не нашли своего места. У них почему-то сформировалось огромное количество комплексов — то ли по их вине, то ли из-за их политической ситуации. И вот это «Можем повторить», о котором вы говорили в начале нашего интервью, трансформировалось в «Можем доказать».
Они бравируют тем, с какой дерзостью они нарушают международное законодательство. С каким цинизмом они плюют на все нравственные законы, по которым живёт человечество. Законодательство каждой страны может быть каким угодно, но общая нравственная горизонталь — мораль. В ХХ веке до Второй мировой войны она была одна, а потом из-за всех ужасов, после Холокоста, сформировалась совершенно другая.
И сейчас, по прошествии 80 лет, у нас есть какие-то общие, общемировые представления, о том, что можно и чего нельзя, о добре и зле. А «Мы можем, мы сделаем, мы добьём» — это поведение обиженных детей, у которых есть ядерное оружие и которые не хотят взрослеть.
— Что можно ответить тем нашим гражданам, которые спрашивают, зачем нужно воевать за Донбасс? Если там не хотят жить в составе Украины, пускай уходят.
— Что значит «не хотят»? Что значит «пускай уходят»? Если рассуждать по принципу «пускай уходят», то мы придём к тому, что через несколько лет территория нашей страны сократится до трёхподъездного дома в пять этажей. Это во-первых.
Во-вторых, к сожалению, диалога о том, чего на Донбассе на самом деле хотят, у нас за эти 8 лет так и не получилось. Но ещё год назад было совершенно понятно, что то, каким образом живут Донецк и Луганск, это совершенно не то, о чём они мечтали. Вообще никаким образом не то.
Они говорили: «Мы хотим быть частью Российской Федерации». На тот момент Российская Федерация категорически отказывалась их присоединять к себе. Они говорили: «Мы хотим быть независимыми». Но никто в мире не признавал их независимость. И сейчас не признаёт, потому, что КНДР и Сирия — это, скорее, унижение для донецких и луганских, чем какой-то шаг вперёд. То есть ничего из того, о чём они фантазировали, не оказалось возможным.
И нам, наверное, надо было изначально все обсуждения свести к деньгам. Уйти от любых гуманитарных вопросов и просто сказать: «Давайте будем разбираться, как мы будем зарабатывать деньги. В том числе для того, чтобы восстановить ваши города, прифронтовую территорию, разрушенную войной». К сожалению, этого не произошло.
Я здесь вынужден сказать, что даже после того, как Россия незаконно заявила о признании их независимости, после того как путём вероломного нападения на нашу страну 24 февраля она начала широкомасштабную агрессию, Донецк и Луганск никоим образом не приблизились к реализации своих мечтаний и фантазий. Я бы даже сказал, что так плохо у них ещё не было никогда. И не думаю, что в каком-то обозримом будущем их жизнь станет лучше. Даже если прекратятся боевые действия, зафиксировав нынешнее территориальное разделение, не думаю, что это то, чего они хотели. Неужели жить в таком даже не полулегальном, а в нелегальном анклаве — то, о чём они мечтали?
В конце концов, тем, кто говорит: «Ну не хотят жить в нашей стране, пусть уходят», можно предложить вернуться в другую точку отсчёта. А именно — в сентябрь 2013 года. Их тогда в нашей стране всё устраивало. Более того, за всё, что происходило в нашей стране, несут очень большую ответственность лично они. В том числе потому, что к власти в государстве пришли выходцы из их регионов — имею ввиду с Донбасса, — Партия регионов, лично Янукович и так далее.
То есть всё, что произошло потом, — ровно в такой же степени их ответственность, как и всех остальных. Не бывает так, чтоб кого-то что-то не коснулось. И жизнь в одной стране — это не маршрутка, из которой ты встал и вышел на любой остановке.
Кроме того, я бы хотел ещё одну вещь подчеркнуть. Мы много слышим, например, о крымчанах, о жителях Донбасса, которые якобы не хотят жить с нами в одной стране. Но я ни разу не слышал, чтобы в принципе, пускай на уровне частных лиц, просто гражданских мнений, прозвучала такая фраза: «Мы не хотим жить с вами в одной стране и хотим разойтись, поэтому давайте посчитаем, какую часть украинского государственного долга мы должны погасить пропорционально — чему угодно: вкладу в ВВП, размеру территорий, количеству населения, неважно…» Таких разговоров я ни разу не слышал. Этого они не предлагают.
Мы видим попытку даже не сбежать от проблем, а найти, где легче и лучше. Не потому, что у них с нашей страной какие-то глубокие противоречия — не было никаких противоречий. И Майдан, на который все ссылаются как на точку отсчёта, случился в жизни всех граждан Украины. Как бы мы к нему не относились, он произошёл. Но получили ли они то, что хотели, сделав этот шаг — подняв мятеж, позвав российские войска? Глядя на то, как они прожили 8 лет, а 8 лет — это огромный период, дети выросли уже вот в этом всём — не думаю, что такого они хотели для своих детей.
Я не думаю, что кто-то из обычных людей на Донбассе выбрал бы добровольно второй раз такую судьбу, если бы знал последствия. Вот цена всем желаниям, всем «хочу — не хочу». То ли гордость, то ли страх перед Российской Федерацией, то ли неготовность идти против какого-то мнения и тренда не позволяют им сказать: «Да, мы ошиблись». Но «не хотим жить в стране», будем честными, — это совсем другая история.
Не хочешь жить в этой стране, меняй эту страну на выборах, меняй её своим ежедневным трудом и предлагай какие-то идеи, а не беги куда-то с вещами, причём, как я уже сказал по поводу кредитов, не всегда своими вещами.
— Как вы относитесь к оценкам (от многих приходилось их слышать — начиная от диванных экспертов и заканчивая теми, кто реально пострадал от боевых действий) — что, может, не надо было так ожесточённо сражаться за города. И даже сейчас некоторые обвиняют и выставляют виноватыми за разрушение городов именно ВСУ — что не нужно было так сопротивляться. Что можно на это ответить?
— Я рассуждаю субъективно, я могу быть неправ, со мной можно соглашаться и не соглашаться, но я выскажу свою точку зрения, не претендуя на то, чтобы она была принята всеми остальными.
Во-первых, зачем нужно защищать города? Наш враг был бы очень рад, если бы мы не защищали свои города. Мы потеряли бы уже всё — и не только города, но и страну. Нашей страны уже бы не было.
Во-вторых, на каждого, кто говорит: «Зачем нужно было защищать Мариуполь?», найдётся десять человек, которые скажут: «Почему не защитили Херсон? Почему не защитили Бердянск? Почему не защитили Мелитополь?» И это диаметрально противоположные точки зрения людей, которые вряд ли поймут друг друга.
Далее. Если кто не помнит, то после оккупации Херсона россияне всеми силами навалились на Николаев. Бои шли уже в городе, и ценой невероятного мужества наших бойцов, ценой невероятного мужества жителей Николаева город удалось отстоять.
Дорогие граждане, не верьте рассказам о том, что бывает какая-то добрая, хорошая оккупация. Оккупация — это всегда враг — и ты, а какие условия тебе выставит враг там, где раньше ты жил свободно, это уже вопрос тридцатый.
Возьмём, к примеру, Мариуполь. Вы видите, как российские оккупанты сгоняют местных жителей, или местных дураков, или коллаборантов на площадь и они рассказывают на камеру, как они счастливы, как они ждали «освободителей» и как наконец-то могут возложить цветы на 9 мая. Но всё это враньё. Вы знаете прекрасно, что миллионы людей по всей нашей стране каждое 9 мая приходили возлагать цветы.
И оккупантам совершенно нечего предложить украинцам, кроме, разве что, памятников Ленину, которыми они метят территорию, как собаки. Ленина, который вообще ничего не значит ни для кого из нас и не значил ещё в 80-е годы прошлого столетия. Это вообще непонятно кто. С тем же успехом они могли истукана с Острова Пасхи притащить и ставить его на каждом повороте.
Им даже нечего ответить нашим людям — ради чего они разрушили их дома, их жизни, их карьеры? Во имя чего убили их родных и близких. Чтобы что?
Вот это и есть оккупация. И чтобы такого не происходило, мы и защищаем наши города везде где можем.
— Российские пропагандисты говорят, что мы с ними один народ, просто «оболваненный западной пропагандой». Мы с вами говорим на русском, я из Луганска, вы из Днепра. Как им объяснить, что мы действительно считаем себя украинцами и никто с пресловутого Запада нас не оболванивал?
— Смотрите, я украинский еврей, мне идёт 48-й год. Я говорю на своём русском языке в полтора раза дольше, чем существует Российская Федерация в её нынешнем виде. Мой русский язык не имеет к этой стране никакого отношения. Это язык моего детства, моих родителей, родителей моих родителей. И роль Российской Федерации только в том, что при произношении и написании слов мы и Российская Федерация используем одинаковые буквы, которые одинаково звучат. Ничего больше в этом нет.
Мы никакие не братья, никакой не один народ. Да, украинский и русский народы этнически достаточно близки, возможно, имеют общее происхождение — не могу сказать точно, я не этнолог. Но мы совершенно разные. И вот эта попытка выставить нас неразумным младшим братом говорит только о том, о чём я сказал до этого — о колоссальных комплексах. О том, что вместо того чтобы заняться своей жизнью, быть самодостаточными людьми, они всё пытаются доминировать, кого-то найти, куда-то возвращать, что-то искать. Это говорит о том, что внутри у них пустота, которую они сами собой заполнить не могут.
Нет, мы не братские народы. Я вообще не понимаю этого термина. Каждый народ индивидуален, с кем-то мы в лучших отношениях конкретно в этом историческом периоде, с кем-то в худших. Но братья для тебя — это члены твоей семьи, твои друзья, которых ты сам себе нашёл. Это люди, с которыми у тебя общая боль. И когда убивают ракетами Львов, мне это болит точно так же, как когда ракета прилетает по Днепру. Вот с ними, львовянами, мы братья, а с россиянами — нет.
— Каким вы видите наше будущее? Запретят ли после войны в Украине всё русское? Лично я боюсь, что мы войдём в эту зону запретов и украинцем сможет считаться только человек, соответствующий определённым показателям. Если не сможешь соответствовать, то уже будешь немножко не такой украинец как надо.
— Такая опасность есть. Мы видим, что в последние несколько лет идёт постоянное наступление на права русскоязычных украинцев. Это подаётся под видом борьбы за украинский язык, но мы прекрасно понимаем, что ничего общего с защитой прав украинского языка тут нет. Речь идёт о доминировании, о том, чтобы учить нас, как любить Родину, на каком языке любить Родину.
Но есть и хорошая новость. Адекватных граждан — больше. Мы даже точно знаем насколько. Их больше ровно в три раза. Мы посчитали эту цифру на президентских выборах 2019 года, когда главным запросом избирателя был запрос на адекватность. На то, чтобы мы занялись, наконец, реальными вещами, а не дискриминационными.
И кстати, Европейский союз, куда наша страна принята кандидатом в члены и хочет стать его членом, требует от нас того же. Там нет такого, там так не живут. Если мы хотим стать частью Европейского союза, нам придётся принять европейские нормы и правила в отношениях между национальными меньшинствами.
К чему я веду. Как не допустить того, о чём вы говорите? Если политическая сила, за которую голосовали наши граждане, реализует их ожидания, выполнит всё то, что обещала, то граждане её поддержат. Если не реализует, граждане пойдут на выборы и проголосуют за того, кто будет защищать их права. Другого способа демократии я не знаю.
— Как вы считаете, чем всё закончится? Всё будет хорошо?
— Понимаете, а никто ж не обещал, что будет хорошо. Более того, мы никогда в эту самую секунду не знаем, что для нас по-настоящему хорошо, а что плохо.
Я верю в то, что, если делаю, что должен, то будет так, как должно быть.
