Из официальных сообщений: «Суббота. 15 марта 2025 года. В Никополе россияне убили 70-летнюю женщину, обстреляв город из тяжёлой артиллерии. Она погибла на месте. Также пострадали 3-летняя и 11-летняя девочки».
Оказалось, пострадавшие девочки — внучки погибшей. Бабушка вышла с ними на вечернюю службу в храм, который находится буквально в двух шагах. Выйди они на минуту раньше или на минуту позже, никто бы не пострадал. Но они оказались во дворе дома именно тогда, когда туда прилетел снаряд.
Россияне опять скажут, что высокоточно целились по военным объектам. Но в эти дни в городе прощались с мирной жительницей, которую Господь призвал — верим в это — максимально готовой к Вечной жизни.
О силе веры убиенной Галины, о силе молитвы Никопольских прихожан, о силе духа украинцев, живущих на линии ежедневных обстрелов — сразу после похорон состоялся наш разговор с настоятелем храма в честь Воздвижения Креста Господня г.Никополя протоиереем Игорем МЕЛЬНИКОВЫМ.
Она продала квартиру, чтобы жить рядом с храмом
Удивительный факт. Таинства Церкви, такие как Крещение, Венчание, да и обряд погребения совершаются священниками в белых облачениях. Казалось бы, на похоронах мы привыкли видеть людей в траурной одежде. Но для православного человека переход в Вечность — это действительно торжество.
Я обратил внимание, что на практике есть два обряда погребения — для тех, кто несколько раз при жизни заходил в храм, и для тех, для кого Церковь была смыслом и центром жизни. Таких людей мы хороним по-особенному. Во-первых, более полно совершается чин, а во-вторых, где-где, а здесь понимаешь, что это реальная победа над смертью. Победа Христа над смертью.
Когда мы приехали на кладбище и уже прощались с покойной, присутствовало большинство прихожан нашего храма, и мы все вместе начали петь Пасху. Не только потому, что человек не дожил до Пасхи и больше не услышит этих радостных песнопений, а ещё потому, что это абсолютно логично. Христианина, который жил Христом и верил в воскресение Христа, совершенно естественно провожать пасхальными песнопениями как на Пасху.
Галина чувствовала и всем говорила, что скоро умрёт. Она вообще была человеком особенным. Когда-то, много лет назад, она сделала свой выбор. Продала квартиру, всё, что у неё было, и переехала поближе к храму, чтобы быть рядом, ходить на богослужения. Её дом практически через забор от храма.
До этого, я думаю, нужно дожить, это некий духовный опыт, до которого нужно дорасти, но она говорила, что у неё есть грех, который она может искупить только кровью. Помню её слова: «Мне бы хотелось пострадать за свои грехи». И ведь выйди она на минуту раньше или на минуту позже, всё сложилось бы по-другому. Но именно в тот момент, когда она находилась с детьми во дворе дома, снаряд падает, и происходит чудо.
Почему чудо?
Это было в субботу, как раз началось Всенощное бдение. Она собирала внучек, чтобы пойти с ними в храм на службу. Немножко задержалась, уже пели «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», как вдруг взрыв. В храме всё подскочило, нас буквально подбросило, попадали иконы, полетели стёкла. Так вот чудо Божье заключается в том, что самая меньшая внучка находилась в трёх-четырёх метрах от эпицентра взрыва, то есть стояла максимально близко, но отделалась двумя очень маленькими осколочными ранениями и лёгкой контузией. Старшей внучке повезло чуть меньше, она пострадала, но жизни ничего не угрожает. А бабушка стояла ещё дальше, но погибла сразу.
Мы были с её сыном на месте взрыва. Это воронка диаметром около трёх метров и метр глубиной. Металлические трубы на огороде, которые обычно поддерживают виноградник, просто срезало как ножом. На соседних улицах оборвало провода. Осколки летели в разные стороны метров на сто. При этом дети находились непосредственно в секторе разлёта осколков, но остались живы. Это чудо и милость Божия.
Нет никаких «миллиардов» людей, есть конкретная душа
В своё время Галя хотела уходить в монастырь. Однако прежний настоятель храма, её духовник, сказал: «Оставайся здесь, будь при церкви, и это тебе будет монастырь. Нянчи внуков, и это будет тебе в искупление грехов. Тем более что невестка твоя регентует, вот она пусть поёт, а ты внуков нянчи, прими это как послушание». Так и получилось.
Её желание — «не хочу лежать, не хочу быть обузой для детей и внуков. Хочу, чтобы быстро всё решилось» — Господь исполнил.
Я раньше часто задавался вопросом: а как же все те миллиарды людей, которых и посчитать невозможно, которые в истории человечества приходили и уходили? А потом понял одну простую вещь. Нет никаких миллиардов людей, есть конкретная душа, которая либо созрела для Бога, либо… сгнила. Покрылась плесенью нераскаянных грехов либо просияла.
Всё больше прихожу к мысли, что Господь в нашей жизни мало что решает. Почему? Потому что Он даровал эту привилегию нам.
Господь решал всё за человека, когда человек был в «детском саду» — в раю. Подобно тому, как родители или воспитатели решают, какую кашу сегодня вы будете есть, какие штанишки надевать. А дальше человек сказал: «Нет, я так не хочу. Хочу сам. Я сам себе бог!» Ну, сам так сам.
Господь ничего за нас не решает, Он всего лишь утверждает наш выбор, наши жизненные приоритеты. Подобно тому, как руководитель предприятия не пишет сам приказы, но визирует то, что ему приносят на утверждение из отдела кадров, или из бухгалтерии, или из других отделов. Ставит подпись: да, согласен, пусть будет так. А вмешательство Божие в нашу жизнь по Его воле и есть чудо!
Человек делает выбор, а Господь визирует. Хочешь жить без Бога? Живи без Бога. Хочешь жить со Мной? Пожалуйста, вот тебе и радость жизни вечной. Поэтому каждая душа важна. Вот это, мне кажется, главное.
После смерти Гали у меня в голове всё время звучала песня Высоцкого:
Он молчал невпопад и не в такт подпевал
Он всегда говорил про другое.
Это про нас с ней. Я часто думал: да что она за глупости говорит, что за человек! Никогда не было у нас с ней идеального согласия. Но при этом всегда царили мир и любовь. То есть, действительно, в главном — единство, во второстепенном — свобода, во всём — любовь.
Сейчас в голове другие строчки:
— Друг, оставь покурить! — А в ответ — тишина
Он вчера не вернулся из боя…
Почти все три года войны, как начались обстрелы Никополя, ежедневно мы собираемся утром, служим, после чего совершаем крестный ход вокруг храма. Всё это время день в день, за редким исключением, Галя постоянно со мной была в храме. Для неё это составляло смысл, содержание, наполнение всей её жизни. Ну и внуки, конечно. И вот теперь так.
Сегодня мы в последний раз прошли с ней крестным ходом, обнесли её вокруг храма — так обычно бывает при погребении священников. Никакого давящего чувства нет, ощущения, будто что-то не сделано. Бывает, остаётся у людей после похорон чувство невыполненного долга. Вот этого нет совершенно.
Есть уверенность, что человек исполнил своё предназначение. Настоящее торжество православия. Хотя в наше время любое торжество — это торжество Христа, идущего на Голгофу.
Часто нас не понимают: да как можно так жить?!
Мы живём в зоне боевых действий, в непосредственной зоне обстрелов. Раньше здесь было Каховское водохранилище, сегодня его нет, и противоположный берег, на котором находится враг и с которого обстреливают город, видно прекрасно.
Но мы почти уже не обращаем внимания. Взрываются дроны, ещё чаще работает артиллерия. Чуть реже РСЗО, грады, всякие там ураганы. Непосредственно возле храма взрывалось, буквально в трёх метрах от церкви торчал хвостовик от ракеты.
Когда происходит артиллерийский обстрел, сперва слышишь звук выстрела. Понимаешь, что снаряд летит. Если проносится над головой, слышно свист. Раз слышишь свист, значит, летит куда-то дальше. Но эти несколько секунд напряжения между звуком выстрела и ожиданием того, куда прилетит, неприятны. Начинаешь молиться. Хотя в целом ко всему уже относимся спокойно.
Когда ты в другом городе и говоришь, что едешь домой, нас часто не понимают: «Да как домой? Да вы что? Да вы сумасшедшие. Да как можно там жить?!» Нормально, живём.
Это не значит, что здесь безопасно. Просто, я думаю, человеческая психика способна адаптироваться ко всему. И должна адаптироваться, иначе можно с ума сойти. Кто не адаптировался — уехал.
Невозможно привыкнуть ко всему, но ты, действительно, уже почти равнодушно читаешь вечерние новости: «Ага, сегодня столько-то машин, столько-то домов повреждено, кто-то в больнице, кто-то ранен, кто-то, к сожалению, погиб».
Иногда затухает, иногда разгорается с новой силой. Иногда храм попадает в зону обстрелов, потому что находится недалеко от береговой линии. Если проехать по району, много домов разрушенных, повреждённых. У нас в храме в стенах осколки.
Коммунальные службы, надо сказать, в городе работают очень хорошо. Сразу приезжают разбирать завалы, накрывают крыши, у кого дома пострадали, закрывают окна. Знаю по себе: у моей мамы снаряд разорвался напротив дома. Большая благодарность им за это.
Наша воскресная школа до последнего работала. Сейчас занятия прекратились, но и мы, и родители прекрасно понимаем, что нет безопасного места в городе. Поэтому, скорей всего, если хоть чуть-чуть утихнет, будем дальше продолжать. Мы же детям не только закон Божий преподаём, но и занимаемся с ними всем, чем можем. Курсы кройки и шитья, уроки труда, каллиграфия, церковнославянский язык, театральное мастерство. Кто что мог, то и преподавал.
У нас ведь дети постоянно находятся онлайн. Школы не работают, все уроки по интернету. Поэтому и родители видят, и дети сами отмечают, насколько им не хватает общения. Они приходят сюда просто побегать по территории храма, поиграть в активные игры. В воскресный день их невозможно отправить по домам. Поэтому я считаю, что воскресная школа сегодня должна наполняться новым содержанием, новым смыслом и давать всё, что только можно.
Понятно, что в походы не походишь. Но я, как настоятель, готов во всём идти навстречу, любую созидательную инициативу приветствую.
Господь не положил мне на сердце мысль уезжать из Никополя
Ещё десять лет назад я часто возил гуманитарную помощь в Святогорскую Лавру. Однажды оказался в Авдеевке, тогда это была зона боевых действий. По сути, как Никополь сейчас, может быть, даже хуже. Я спрашивал у местного священника, почему они не уезжают, и он ответил то, что я теперь отвечаю, когда меня об этом спрашивают.
Остались либо те, кому некуда и не к кому ехать, либо те, у кого есть работа, либо пенсионеры. Давайте будем честными: нас особо никто нигде не ждёт. Беженцев и так везде полно. Человек всегда выбирает между пользой и вредом. У нас ведутся активные боевые действия, но пока не настолько, чтобы бросать всё и уезжать.
Понятно, что священник несёт послушание в храме. Я смотрю, оборачиваюсь на свою жизнь и думаю: я мог оказаться совершенно в другой стране или в другом городе, но у меня и помысла такого не было — проявить инициативу, уехать, где-то начинать новую жизнь. Господь мне на сердце не положил мысль уезжать из Никополя, вот что ты с этим сделаешь…
Или, допустим, семья моей матушки. Её сестра много лет прикована к постели, нетранспортабельная. И родители говорят: «Даже если нас убивать будут, мы всё равно никуда не поедем. Здесь умрём». Такая решимость.
Раньше в Никополе насчитывалось около 130 тысяч жителей. Сейчас осталось не больше половины, точно никто не считает. Много приехавших из Донецкой области, из Мариуполя. Люди уезжали из зоны боевых действий, но и здесь оказались в подобной ситуации, хотя и менее драматичной. Достаточно много знаю таких.
Город действительно опустел. Но молодёжь и дети есть. Жизнь продолжается в обычном режиме, но в меньшем объёме.
Хотя прихожан не сильно и убавилось. Как говорил один батюшка, есть с кем молиться. Раньше в воскресный день причащалось около пятидесяти детей, сейчас около двадцати. Слава Богу! Причем это не только те, кто живёт в непосредственной близости. Приезжают из других районов города, при этом отдавая себе отчёт, что это довольно опасно. Но у нас сейчас нет неопасных мест.
Нельзя сказать, что наш храм древний, но он единственный в городе, который ни на день не закрывался в период советских гонений. До революции здесь недалеко стояла церковь, перед войной её разобрали, уничтожили. Интересно, что огромную икону святителя Николая из иконостаса забрала себе семья учителей местной школы. Уже на то время безбожник, глава семьи решил, что икона «прекрасно станет» в уличный туалет в качестве задней стенки. Так она и стояла, но недолго: через несколько дней горе-учитель умер, а жизнь остальных тоже была незавидной. Бог поругаем не бывает! В конце концов, эту икону они принесли нам в храм.
Когда в 1944 году Никополь освободили, одна благочестивая женщина пожертвовала церковной общине дом. Обычная сельская хата. Оформили договор купли-продажи, чтобы советская власть вопросов не задавала.
Первый священник, отец Павел Кунах, сам ломал здесь перестенки, делал временный иконостас. И с 1944 года, несмотря на гонения, репрессии, хрущёвские времена, здесь всегда совершалась служба. Притом что отопление не делали — верующих набивалось так много, что невозможно было перекреститься. Батюшка покойный рассказывал, как, будучи мальчишкой, мог оторвать ноги от пола и при этом не упасть.
Со временем возвели колокольню, крестильню. Известные священники здесь служили. Церковь стояла далеко от глаз советской власти, поэтому смотрели на неё сквозь пальцы. А так ничего нельзя было построить.
Я служу здесь с 2004 года. Сперва вторым священником, а когда батюшка, прежний настоятель, по возрасту ушёл на покой, с 2013 года, практически 12 лет, я настоятель. Построили воскресную школу. Строили бы дальше, ещё много чего хочется сделать, но, к сожалению, времена сейчас тяжёлые.
Мы надеемся на мир, ждём мира. Надеемся, что будем дальше трудиться и созидать, что здравый смысл восторжествует. Не потому здесь кто-то остаётся, что ждёт «русский мир». Просто это наш дом, мы не мыслим жить в другом месте. Когда ты не бросаешь родной город, родной храм в тяжёлые минуты, я думаю, это и есть настоящий патриотизм.
