Осмысляя свои отношения с Богом, подрастающее поколение иногда решает отстраниться от храма, на время или навсегда. Почему так бывает и как с этим справляются родители, недавно рассказали «Диалогу» две верующие мамы.
Мы продолжаем эту тему. Но материнский опыт в сегодняшнем тексте — не украинский, а европейский, и дети в следующей истории, к счастью, сохранили с Господом тёплые отношения.
Как показать детям, что Церковь — не просто заведение, куда родители приглашают ходить по воскресеньям? И как познакомить ребёнка с Богом сегодня, когда религию пытаются представить просто одной из традиций далёкого прошлого?
О религиозном воспитании в Европе и собственном опыте православного родительства рассказывает друг нашего проекта Эльвира Китнис (Трир — Клаузен, Германия).
Протоиерей Тимофей Китнис и его жена Эльвира занимаются восстановлением православного монастыря Рождества Пресвятой Богородицы в городе Клаузен, где с начала полномасштабной войны они приняли десятки беженцев из Украины.
Да, подростки ошибаются, и порой ужасно. Но у них есть право на это
Дети уходят из Церкви. Такое случается во многих церковных семьях, и это не трагедия. Это означает, что ребёнок повзрослел и настаивает на свободе выбора, которую всем нам при творении дал Господь. Не стоит этому мешать.
Когда-то я читала замечательный роман глубокого христианского мыслителя Клайва Стейплза Льюиса «Письма Баламута» и обратила внимание на такую интересную мысль. Суть повествования в том, что взрослый матёрый бес Баламут учит беса поменьше, как совратить человека. И логика у них своя, бесовская.
Бог (для бесов Он — Враг) любит людей и даёт им свободу. А бесам с их логикой вообще не понятно, как такое может быть. Они ведь тоже человека «любят», но любовь в их понимании — это акт поглощения. Объект любви нужно «держать, поедать». Так гениально Льюис описал то, что в современной психологии называется созависимостью.
Как бы ни было сложно, нужно доверять Богу не только себя, но и своих детей. Неужели мы хотим уподобиться всепожирающей бесовской «любви»?
Да, подростки ошибаются, и порой ужасно. Но у них есть право на это. Детей всегда, а в такой период особенно, надо просто любить — в принципе, это всё, что от нас как от родителей требуется. Важно, чтобы дети понимали, что мама и папа — это тыл, это дом, куда можно прийти спрятаться в любой момент. Дети чувствуют, что дома у них тепло, уют, и родители их любят, и это для них — своеобразный мостик, навсегда.
И не нужно бояться. Страх естественен, но его можно заменить молитвой, а с молитвой придёт и доверие Богу. Страхи вообще делают нашу жизнь весьма несчастной. А чтобы чуть уменьшить страхи относительно наших детей, давайте немного проанализируем историю сотворения человека.
Бог — Отец, Адам и Ева — дети, которые в период детства человечества полностью доверяют Богу, не сомневаются в Нём. Бог для них абсолютный авторитет, Адам и Ева греются в Его лучах, в Его любви… как и наши дети, до бурных вод переходного возраста.
Но далее, как мы помним, в истории человечества происходит некий излом. Повзрослевшие Адам и Ева ощутили свою природу и свою свободу, дарованную им при творении. Происходит грехопадение. Они выбирают тот путь, который выбирают, разрывают «пуповину» и отправляются в сложное, но свободное плавание.
Мог ли Бог их остановить? Конечно, Он же всемогущ. Но Он бы стал это делать лишь в том случае, если бы у Него была логика вышеупомянутого «бесёнка Баламута». Логика Господа, разумеется, была другой: Бог лишь зовёт Адама и Еву, даёт им шанс… А они прячутся. Им страшно, конечно, ведь они уже оторвались и идут своей дорогой.
Бог как Отец не может их не любить. Он по природе Своей любовь. И Он зовёт нас всегда, но любовь Свою не навязывает. Он терпелив, Он жаждет, чтобы мы вернулись, но предоставляет шанс сделать это по нашей воле и он оставляет нам мост.
Поэтому у нас есть Рождество и Пасха, и те, кто хотят вернуться к Богу сынами, по любви, находят дорогу. Стоит только захотеть. Пусть и наши дети вернутся к нам не по приказу, а по любви. Дадим им такой шанс! Надо только не забыть оставить мостик.
Я иногда вижу, как мамы буквально затаскивают детей на Причастие
Здесь уместно поразмышлять о понятиях «раб Божий» и «сын Божий». Не буду говорить о различных библейских гранях перевода, но хотелось бы проанализировать один парадокс. С одной стороны, нам присуще нежелание быть «рабами». Слово «раб», и правда, неприятное. Но по нашей сути мы чаще всё же рабы, чем сыновья.
Есть разные виды молитвы, но самая популярная — просительная. Когда ты понимаешь, что у тебя всё плохо, и просишь у Бога поправить ситуацию. Это нормально. Но часто мы забываем поблагодарить Бога за помощь (и я не исключение). И кто мы после этого?
А для Бога важно, чтобы мы приходили к Нему не только когда жизнь бьёт «кувалдой по голове». Ведь сыновья приходят к Отцу по любви, и любовь эта не слепая.
Подростковое отрицание при правильном к нему отношении бывает бесценно тем, что у ребёнка появляется шанс прийти в Церковь не потому, что мама за руку привела, а потому что подросток сам понял: чтобы жить и дышать, мне нужен Бог, я хочу к Нему. Может быть, ваш ребёнок лишь в сорок лет поймёт это, да. Но вспомните себя! Думаю, многие из нас пришли к Богу уже в сознательном возрасте.
Вообще, всё, что касается отношений с Богом, — глубоко личное дело. Человек должен сам пережить отсутствие Бога в своей жизни, нельзя ребёнка лишать такого опыта, иначе он пожизненно останется человеком с рабской психологией и вообще не выйдет из состояния несвободы. У него будет отсутствовать независимое, отдельное от родительского восприятие мира. Это вредно и в текущей жизни, и в эсхатологической перспективе.
Бог нужен человеку, но понять это ребёнок должен сам.
Такое осознание даётся только ценой падений. Чтобы лучше это понять, можно читать жития святых, лучше в биографическом изложении. Да, и святые падали. Жизнь — штука нелинейная. Поэтому в христианской практике есть традиция благодарения и за это — за опыт, за искушения.
Вся история человечества именно так и разворачивается: если пронаблюдать от малого к большому, от жизни личности к истории народа, от истории народа к истории человечества, то мы увидим параллели. Увидим, что этот путь необходим — от странствующих изгнанных Адама и Евы до сознательного прихода ко Христу человека, который обрёл Бога, лишь осознав, насколько Тот ему необходим.
Потому проблема ухода из Церкви даже не в детях, а, скорее, в родителях. Подразумевается ведь, что родитель — человек более опытный, умеющий помочь. Но часто бывает, что родители воспринимают такие заявления детей как трагедию и начинают, напротив, мешать.
Я иногда вижу, как мамы буквально затаскивают детей на Причастие. А деткам при этом уже лет 16, и иногда мне кажется, что они и причащаются лишь затем, чтобы мама «мозг не выносила». И какой в этом толк? Ведь отношение к Таинству в таком случае — абсолютно магическое. Привели его, он причастился, а дальше что, если сам ребёнок в момент причащения не верит в то, что это — Кровь Христа, через принятие которой он как бы «прирастает» к вечной жизни?
Таинства Церкви так «не работают». Их нужно возжелать, пережить необходимость в них, испугаться самого себя без них. Таинства ведь «живут своей жизнью»; Господь даёт Свою благодать там, кто её в состоянии воспринять. Мы не можем заставить воспринять Бога насильно.
В то же время участие в Таинствах подразумевает свободу воли, и если подросток говорит: «Я не хочу причащаться», он имеет на это полное право.
В Германии религия обязательный предмет
У нас с супругом двое детей: Лизе 30, Никите 19. И мне очень интересно наблюдать за этими людьми, смотреть, как возраст меняет их жизнь и отношения с Богом.
У Лизы был период, когда она перестала ходить в храм, ей было лет четырнадцать. У неё тогда настало время отрицания, и она ушла в свои глубины. Подростковый возраст бывает буйный, когда дети протестуют и из дома убегают, а у дочери был тихий — она в какой-то момент просто закрылась и всё, нет её.
Потом она стала задавать непростые вопросы. Помню, у нас был очень интересный разговор, когда она совершенно неожиданно (мы тогда были на отдыхе) говорит: «А что Церковь говорит по поводу гомосексуалистов? Спасутся ли они? Как с ними быть?» Оказывается, в их компании один мальчик в тот период считал, что он принадлежит как раз к такой категории людей, и она стала переживать за него.
На тот момент я этого не знала и просто объяснила ей: «Лиза, Богу всегда интересна конкретная личность, да, именно личность. Проблемы есть у всех — у гомосексуалистов, у пьяниц, у сплетников, у любых других категорий грешников. И никто не знает и не берётся судить, чей грех “лучше” или “легче”, это Господь решает». Как-то так я пыталась ей это всё объяснить, и было видно, что ей очень сложно, она искренне переживала.
Когда Лизе исполнилось семнадцать, наступил другой интересный период: она увлеклась психологией. И мы с ней стали сопоставлять христианскую антропологию и современную психологию. Получилось очень интересное сравнение, мы с дочкой нашли очень много параллелей.
Интересно, что то, что отцы Церкви писали ещё в IV-V веках, современная психология открывает только сейчас, и то не всё. Мы с дочерью, помню, разбирали таблицы из «Лествицы», проводили параллели с психологией, искали взаимосвязи. Кстати, эта тема многое дала мне и остаётся интересной по сей день.
У сына «переходный возраст» случился в детстве; он первые перлы начал выдавать, когда ему было года два-три.
Помню, хожу я с ним по храму и как приличная мать показываю иконы и говорю: «Это Господь, Он тебя любит». А этот младенец на меня смотрит и с возмущением говорит: «Нет, не любит!»
Я слегка опешила и спрашиваю:
— Почему не любит?
— Ну потому что он нарисованный!
И я понимаю, что, в принципе, сын-то прав. Бог есть Любовь, разумеется, но то, что видит сын, с его точки зрения — картинки. Так что размышляет он логично, особенно для младенца.
С сыном вообще было очень интересно, хотя сложно: класса до четвёртого он всё время спорил, отказывался учиться, ему сложно было что-то донести. Он всё делал наоборот, но очень любил предмет религии.
В Германии религия обязательный предмет, и здесь преподаватели, в отличие от советской школы, где 70 лет вообще никто ни о какой религии не слышал, знакомы с методологией преподавания такой дисциплины. Религию преподают с первого класса начальной школы, далее она плавно перетекает в этику, и класса с девятого дети имеют право выбирать между этими двумя предметами.
Помимо прочего, в образовательной системе здесь заложена идея, что дети должны учиться мыслить самостоятельно. В школе ни по одной теме не дают готовых ответов, поощряя учеников размышлять: дети могут высказывать сомнения, задавать вопросы, анализировать.
Например, я помню, как детям семи лет не только рассказали о Рождестве, но и погрузили их в ту эпоху, предложили порассуждать на тему, какие профессии были во времена Христа, почему в Евангелии описывался именно такой быт, именно такие ситуации, почему притчи были понятны современникам Христа.
Возвращаясь к Никите, скажу, что класса с четвёртого он как-то повзрослел. Мне нравится, что он до сих пор прислуживает в алтаре и делает это не потому, что мы его просим. Сам сказал: «Я буду помогать папе три раза в месяц». И действительно, пока помогает. Причём следит за своим графиком самостоятельно, ставит будильник, это его зона ответственности.
В свои 19 лет он взрослый, и мне с ним спокойно. Вера для него всегда была естественной частью жизни, то есть он ею не просто интересовался, а как-то живо воспринимал религию. Мне кажется, что Бог органично и осознанно интегрирован в его восприятие мира.
В Евангелии никто никому не читает морали
Сейчас Церковь находится в сложной ситуации, и сын прекрасно это видит. Мы с ним обсуждаем эти вопросы тоже. Я вижу что он переживает, но видит нас, родителей. И он не идеализирует ни нас, ни человеческую составляющую Церкви.
Это хорошо, ведь все мы остаёмся в Церкви исключительно ради созидания себя, своих собственных отношений с Богом. Это важно понимать, потому что только такое понимание даёт шанс, что мы не разочаруемся в Боге из-за того, что совершают люди (и так было во все периоды человеческой истории).
Христианство — оно не про морализаторство. Если мы читаем Евангелие, то видим, что там вообще никто не «морализаторствует». Наоборот, там идёт речь про любовь, про прощение, про то, что человек может просто прийти в храм, поплакать о себе, и ему там будет хорошо и спокойно.
По большому счёту, читать морали мы вообще не имеем права. Мы можем только учиться любить и при этом помнить: если у нас самих случилась встреча с Богом, то почему она не должна произойти у наших детей?
Давайте дадим время и детям, и Богу, чтобы Он смог синергетически действовать и в их жизни тоже.
Маме, которая переживает за своих детей, нужно найти точку опоры для самой себя и заняться собой именно как человеком, который может почувствовать себя счастливым вне зависимости от обстоятельств.
Ребёнок, когда ему сложно, должен видеть спокойных, сильных и счастливых родителей — тех, кто накопил опыт счастья и у кого есть силы этим опытом делиться. Но делиться лишь тогда, когда это действительно нужно другому, близкому и уже взрослому человеку.
Записала Ирина Дорошенко. Фото из личного архива семьи Китнис.
