ВІД РЕДАКЦІЇ. «Майже 48% (142 об’єкти) із 297 ушкоджених християнських споруд, що були повністю або частково зруйновані внаслідок нападу Росії, належать Українській Православній Церкві (УПЦ). Найбільша кількість у Донецькій (75) та Луганській (59) областях, після них ідуть Київська (43) та Харківська (38) області» — статистика Державної служби України з етнополітики та свободи совісті.
Ми не знаємо, чи увійшов скит на честь ікони Божої Матері «Спорительниця хлібів» в урочищі Шевелівка на Київщині до цього переліку зруйнованих християнських споруд. Але ми знаємо отця Амвросія і впевнені, що жодне слово в його розповіді не є перебільшенням.
Надлюдське випробування послав нашій землі Господь, але і в цьому вогняному стовпі страждань у нас залишається можливість осмислювати все, що з нами відбувається.
Через прожитые трагедии всё равно в глазах светилась надежда
Это моя первая публикация с начала войны*. Только сейчас нашёл силы писать о чём-либо. Таких, как моя, историй теперь, к сожалению, тысячи тысяч. И кто-то уже свою здесь никогда не расскажет. Вечная память погибшим воинам и всем, кто попал в эти жернова войны. Нам легче, потому что я точно знаю, что правда за нами.
Ощущение войны витало в воздухе задолго до её начала — точнее, продолжения в более активной фазе.
Утро 24 февраля я встретил под звук вражеских вертолётов, которые высадили десант на Гостомельский аэродром, находящийся прямо напротив меня через речку Ирпень. Да, тот самый район Мощунских дач, уничтоженный на 100%, перепаханный воронками.
Ехать, бежать никуда не думал. Не верилось, что война так быстро и так близко ворвётся в мою жизнь и в мой дом. А когда пришла, уходить было поздно.
Зашли и заняли рубеж наши ребята. Мы оказались на «нулевой» позиции — ВСУ и все, кто жили со мной на скиту.
Ад начался не сразу, но уже через несколько дней жить можно было только в земле. Прилетало всё. Стреляли из всего. 120-е миномёты, орудия, танки, вертолёты.
Как выстреливает свой БК К-52 по соседним позициям, я видел. И потом слышал от прибегавшего ротного о потерях… Больших потерях. Как работал вертолёт по нам — только слышал, прижавшись в яме к земле, слившись с землёй.
Трещал и падал вокруг лес. Мой лес… Падали ребята. Мои ребята… На войне в одном окопе чужих уже никогда не будет.
Ощущение возможной близкой смерти сокращает до предела слова, молитвы, мысли. В перерывах между обстрелами или боем жизнь течёт как будто ничего не случилось. Странно, очень странно. Видно, так устроен человек, его психика. Копаем, готовим еду, шутим. Шутим даже над смертью, конечно, собственной смертью.
Глаза у всех светлые, ну или почти у всех. Через прожитые трагедии всё равно в глазах светилась надежда и вера. Вера в победу, надежда на жизнь.
Война бывает разной, возможно, разным бывает и нулевой рубеж. Хотя мой был жарким. По ссылке на гугл-точке моего скита остались красивые фотографии, как всё было до… Забегая наперёд, скажу, что ничего из той красоты не осталось, даже леса.
Но осталось что-то другое, более ценное. Опыт братства, опыт молитвы, веры и надежды в самом пекле войны. Пусть осознание этого приходит и не сразу.
Это была одна из тех побед, которая заставила орду отступить от города
Война в моей жизни началась задолго до 24 февраля. Только духовная, но с теми же налётами и ранениями. Как хотелось бы прожить без ошибок и падений…
Война земная не принимает иллюзий, расставляет всё по своим местам. Всё, что хочешь отдать, включая себя, будет жить. Всё, что захочешь сберечь для себя, зарыть в землю — или сгниёт, или всё равно тебе не достанется. Точь-в-точь как евангельская притча о талантах.
Первые несколько дней в доме было жить уже страшно, ютились в полуразрушенном доте. Но мороз, хотелось погреться. Забегали в дом, там ещё было тепло, и была крыша, и можно было сделать горячий чай. Как немного нужно на самом деле.
И конечно, уши стали локаторами — это был вопрос жизни и смерти, без преувеличений. Через неделю уже отличали вылеты мин своих и вражьих, РСЗО, вертушки, беспилотники. Звуки стали ориентиром жизни. Если шуршит, значит, далеко в лес. Свист — уже совсем рядом. С рёвом — смертельно близко.
Если без звука, по факту взрыва, то уже как повезёт, где застанет — в земле или на земле. Поэтому если услышал вылеты с противоположного берега, то есть точно секунд 10-15 добежать до ближайшей ямы. Но вылеты не всегда были слышны, а потом всё смешалось.
Первые обстрелы. Ещё свистит всё так близко над землёй, прямо над головой. Уже темно, только успел добежать до своей «лисьей норы», как вдруг чёрный силуэт над тобой. Ну всё… Значит, через секунду прилетит ко мне граната.
Но прилетели уже знакомые и родные слова взводного: «Ей, Сашко! Це свої. Це я». Фууух. Вся жизнь пронеслась… «Я Сашко**, а шо?» — «Та треба якось генератор запустити, бо сів тепловізор». — «Ага».
Пули свистят у виска. А шо робити — генератор на мне. Ползу заводить. И почему-то было нестрашно. Когда думаешь не о себе, тогда не так страшно, наверное.
Сосед-фермер, Дима, помогал тоже всем чем мог. Молоко, еда, камеры от трактора — для плота через речку для разведки, сено — маскировать свежий песок от окопов. Наконец-то приобрели истинное значение мои полтора десятка лопат, топоров и кирок.
Копать приходилось постоянно. Расслабляться нельзя. Лень равно смерть. Хотя это и в обычной жизни так, только с отсрочкой.
Всего здесь не описать, да и незачем, я думаю. Пройдёт полгода, а громкие звуки по-прежнему всё будут переворачивать внутри.
Самой страшной тогда для меня оказалась «вертушка». Тушить после неё уже было нечего. Полувековые сосны перебиты, как спички. Всё в миг поменялось. Неизменными остались только сердца ребят и, несмотря на все ужасы происходящего, их оптимизм, приколы и глаза.
Глаза… Иногда они могли предсказать их будущее. Это некая тайна, и её тяжело передать словами.
У меня был двойной день рождения. В этот день я был эвакуирован ночью случайной «буханкой» соседней роты. Никогда не забуду этих ребят. Всех ребят.
По дороге случился и третий ДР. Пришлось ехать прямо по минному полю. Кроссовки, посечённые осколками мин, рюкзак тоже, пуховик — вряд ли это стало просто «везением». Скорее, отсрочка. И я не сразу понимал, для чего.
Что-то со скитом ушло и из моей головы тоже. Как ни странно, но жизнь стала проще и дышать стало легче. И столько человеческих судеб стало ближе, родней и понятней.
Я до сих пор по-прежнему недоволен собой, хотя самодовольства поубавилось точно. Появилось время для депрессии, и я точно знаю, что это как-то связанно с тем, что начинаю много думать о себе.
«Если зерно, пав в землю, не умрёт для себя, то не родится колос». Не знаю, вырастет ли мой, но знаю, что в Украине посеяно уже очень много и вона, Україна, должна заколоситься обильно снова, с новой силой.
И да, в том бою мы победили. 72-ка Нацгвардии, добровольцы, тероборона. Этот рубеж отстояли герои. Не все остались живы, но жизнь миллионов киевлян была спасена, как и сам Киев.
Это была одна из тех побед, которая заставила орду отступить от города, а потом отступить и сдать остальные города. И я точно теперь знаю, что не бывает неважных и малых побед. За каждой стоят обычные и уже необычные ребята и девочки. Наши герои. Вечная им слава.
И для меня слава Господу Богу нашему.
Теперь я точно знаю, что надежда должна оставаться до конца
Мне уже некуда было идти, и я думал остаться. Взводный и док уговорили меня забрать своих ребят, кто жил на скиту, и попробовать отойти лесом. Там должны были ещё оставаться наши.
Но случилось по-другому. Как обычно, я не сделал ничего для своего спасения (как и в жизни духовной). Это сделал Тот, Кто всем управляет и в этом мире, и в вечности. Я по-прежнему в это верю.
Сейчас, в феврале, я впервые открыл ФБ с начала войны. Увидел многих из своих друзей на войне. Храни их Бог! Мой друг Сергей Позняк встретил меня в Петровцах и дальше доставил в Киев. Ему повезло меньше, он сейчас без стопы, но уже снова в строю… Настоящий герой!
Лёгкая, как мне показалось, контузия и травма головы со временем дали о себе знать, и уже серьёзно. Отсутствие сна, панические атаки и прочая дрянь прилично изматывают, если ничего с этим не делать. Месяц больницы, серьёзные таблы, реабилитация — всё это время прошло как в тумане.
Моя милая мама умерла за несколько месяцев до начала войны. Это стало большим ударом для моей души. Но потом я понял, что так было лучше. Иначе бы её сердце не выдержало долгого ожидания неизвестности, жив ли я.
И потом это помогло мне утешать других мам, потерявших связь со своими детьми, находящимися на передовой. Я просто делился своим опытом: да, часто бывает, «ложатся» все вышки и связи может не быть долго. Отрадно было видеть, как при этих моих словах слёзы горя сменялись слезами надежды. Хоть ненадолго — а вдруг! И у некоторых мам действительно надежды сбылись.
Теперь я точно знаю, что надежда должна оставаться до конца.
Я хочу оставить здесь фотографии скита, каким он был до войны, каким он останется в моей памяти и сердце. Фотографии моих подопечных зверюшек, дома, леса.
Общие фотографии воинов пока не буду публиковать до окончания войны. Все, кто были там, договорились после войны вернуться и отстроить всё заново. Как много теперь нужно будет отстроить и восстановить! Но это будет потом. Сейчас главное — чтобы наши ребята оставались живы. И земной поклон в ноги всем тем, кто помогает им в этом!
У меня не осталось громких слов. Я пишу то, что действительно чувствую. Война снимает много шелухи. Иллюзий быть не должно, как не должно быть пессимизма.
Есть каждый новый день, который хотелось бы прожить достойно. Мой опыт говорит о том, что я могу это сделать, только держась за крепкую руку Небесного Отца. И, конечно, наших ребят, наших героев. Пожалуй, это всё.
*По материалам Facebook-страницы инока Амвросия (Колесника)
**Александр — имя отца Амвросия до пострига
