Сегодня с нами на связи — настоятель Свято-Троицкого храма в городе Жёлтые Воды (Криворожская епархия) протоиерей Александр Пономаренко. Общине, которую он возглавляет, уже больше 30 лет, и опыт организации их прихода — ценнейший. Тем более сейчас, когда Бог через страшные обстоятельства будто призывает объединяться и помогать друг другу.
Как собрать общину «с нуля», как её удержать и зачем, в общем-то, это делать — расспрашиваем отца Александра подробнее.
— Отец Александр, давайте начнём с материальной части? Что такое община и зачем она нужна?
— Мы же молимся во время литургии святителя Василия Великого, чтобы у нас была община, — в конце службы, после Преложения Святых Даров. Я стараюсь эту молитву громко произносить, чтобы все слышали: «Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во Единого Духа Святаго Причастие». Мы просим о том, чтобы соединиться. А чтобы просить, надо этого сильно желать. Мы хотим иметь такую общину? Хотим быть как родные братья и сёстры? Вот она, община, слава Богу, и есть.
Причастие — это максимальное соединение с Богом, которое только может быть, духовное и физическое. Мы соединяемся с Его Телом и Кровью — мы в Нём и Он в нас (Ин. 6, 56). И община — это самые родные люди друг другу. Родственники по крови, по крови Христа.
Есть у нас родство через Евхаристию. И это больше, чем кровные родственники. Я уже настолько привык к своим прихожанам, что если бы их месяц не видел, то началась бы «ломка».
— А какие люди у вас собрались? Каков их портрет?
— У нас примерно 150 активных прихожан по списку 2018 года. Сейчас составляем новый список: кто-то уехал, кто-то умер, появились новые люди.
Община у нас за 30 лет очень изменилась, конечно. Люди приходят и уходят, многие уезжают в другие страны. Да и город специфический: из-за урановой промышленности многие болеют онкологией. Так что есть у нас список прихожан, человек 200, которые уже умерли и за которых мы молимся.
У нас все такие, про которых говорят: «Можно брать в разведку». Прихожане, конечно, разные, и есть очень колоритные. Например, Анна Михайловна — всегда радостная, в любой момент может поднять настроение всем. Есть настоящие мужики, которые могут в церкви всё: сделать ремонт, покосить траву, наладить электрику.
А была ещё Нина Дмитриевна, мы её похоронили недавно; она меня вдохновила нарисовать плакат «Разговаривающим в храме посылаются скорби». Она любила беседы в богослужебное время, но я на неё не сердился — она была одинокая женщина, бездетная, поэтому с подружками на службе «бу-бу-бу»… А потом то руку сломает, то ногу. Ну я ей плакат и посвятил, а она потом говорила: «Батюшка, приду на службу, посмотрю на себя с переломанной рукой и молчу». Нины уже нет в живых, а она на нас смотрит с плаката.
Ещё очень люблю хор, который называю своим бриллиантом. Это не нанятые певчие «со стороны», а люди, которые выросли в Церкви. Они, бывает, сокрушаются, что на молитве отвлекаются или пост не могут держать по уставу. Но то, что большинство из них много работают, за больными родителями ухаживают — это и есть самое главное молитвенное правило и пост.
Порой смотрю на их проблемы и на то, как они их решают, — хоть сейчас пиши с них иконы и нимбы над ними рисуй! Нам, священникам, иногда у них стоит учиться духовной жизни. Ведь у нас в городе работы нет, многие едут в соседний город на работу, а после ещё успевают в храм, чтобы петь на вечерней службе. Подвиг!
— Как вы примиряете разномыслящих, особенно «политических» оппонентов?
— А у нас только пару человек, которые втихаря за «русский мир», остальные — патриоты. У четверых сыновья на фронте, а есть и те, которые пошли добровольцами.
— Неужели нет конфликтов между вами ?
— Ну, бывают. И это нормальная здоровая атмосфера. Иногда ссорятся даже, по каким-то пустякам — как обычно женщины на кухне. Мы же люди.
Но большинство — не то что оптимисты, а скорее романтики. Жаль только, что романтики в последнее время относятся к вымирающему виду. И сохраниться они могут только в Церкви.
— Что, если человеку комфортнее прийти в храм одному, тихо постоять, помолиться в уголочке и молча уйти после службы?
— Это противоречит самому Слову Божию. И опять же: «Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши…»
Вера — это не личное дело. Это дело всей Церкви. Ведь апостол Павел говорит: «Церковь — это Тело Христово». И через всё Евангелие проходит заповедь о том, что мы должны быть едины. Не по отдельности, понимаете, а вместе. А если хотим только себе удовольствие получать от веры, то это уже проявление эгоизма.
Мы вот даже не запрещаем петь в храме. Хотят подпевать — пусть подпевают. Думаю даже собрать деньги, напечатать книжечки с текстами песнопений, чтобы прихожанам удобнее было тексты перед глазами держать. Я сторонник того, чтобы все пели литургию, а хор был бы как «инструмент». Хочу ещё, чтобы читали те молитвы, которые священник читает, и молитвы анафоры, и молитвы между антифонами. Чтобы все молились. Чтобы в литургии участвовал каждый, ведь литургия — общее дело.
Ну и взаимопомощь должна быть между прихожанами: собирать деньги, если кто-то заболел, ухаживать за больными… Как следствие Евхаристии.
Община существует, чтобы общаться — и не только в храме, но и вне его. Мне нравится, когда иду по городу и вижу, как наши прихожане пьют кофе в кафе или стайка наших юных пономарей и певчих едут на велосипедах.
— Вы, наверное, воскресную школу им организовали?
— Были раньше школы, и даже садик, но… Понимаете, дети целую неделю учились, а тут ещё в воскресенье сидеть за партой. Они же потом бежать будут от церковных парт! Тем более если им ещё экзамены устраивать и оценки за веру ставить.
Пришли на службу, услышали проповедь, причастились — уже хорошо. Остальное — дело родителей. Лучше пусть у них будет какое-то общение, а ещё лучше, когда они сами себе что-нибудь организуют.
— Но как объяснить совсем юным людям, зачем им с кем-то в храме пить чай, если есть интернет и возможность общаться со всем миром?
— Мне кажется, лучше вести активный образ жизни в реальности. Может, я устарел, но я противник соцсетей, особенно разных православных онлайн-групп. Потому радуюсь, когда вижу много молодых людей, например, на нашем стадионе. Хоть и я пользуюсь Facebook, но это только чтобы показать своим подписчикам жизнь Церкви, развеять мифы о ней. Показать, что священники — не зануды, и даже могут иногда пошутить.
— А какой организованный общий досуг у вас есть?
— Каков поп, таков и приход. Если честно — люблю и приготовить, и поесть. Вот, на Троицу у нас был целый казан бограча, плов, мороженое… Много чего ещё. Всем хватило и даже на Духов День осталось. В Великий пост устраивали фестиваль постных блюд. На Масленицу для всех после службы предложили разнообразие блинов.
Наперёд ничего не планируем. Есть для этого инициативные люди. Когда всё по плану, мол, надо то или это делать, то всё развалится. Пусть будет просто, как есть.
Пытаюсь народ увлечь велосипедными поездками. Выезжали несколько раз большой группой на природу. Это способ и пообщаться, и здоровье укрепить. У нас ещё церковный пансионат есть на Чёрном море, в Херсонской области, с 2004 года. Жаль, он сейчас под оккупацией и мы не можем им пользоваться. А так у нас там и дети наши церковные отдыхали, и семьи нашего прихода.
По воскресеньям проводим духовные беседы, которые в шутку называем «духовные обеды», поскольку женщины любят приносить с собой какие-то бутерброды, поделиться чем-то, кто что приготовил. Мы и пообщаемся, и музыку самую разную послушаем, и кино посмотрим. У нас есть большой актовый зал с хорошим проектором и акустикой. Самое интересное, что даже бабушки слушают Моцарта. Удивительно! Но им нравится.
— Актовый зал — тот, который вам «в наследство» от ДК перешёл?
— Да. На втором этаже.
— Расскажите, пожалуйста, как вы советский Дом культуры в храм «переформатировали».
— Это в начале 90-х было. Владыка Глеб, уже покойный, мне говорит: «Направляю тебя в город Жёлтые Воды. На окраине только есть храм, почти землянка. Твоя задача — найти место и построить церковь в центре города».
Я поехал. Было сложно: городок закрытый, церквей нет вообще, участок под строительство не давали и не мог я ничего сделать. Власть местная заявила: город молодёжный, так что и церкви тут не место. А тут вдруг мне тайно руководство ВостГОКа (местный горно-обогатительный комбинат. — Прим. ред.) предложило выкупить Дворец культуры. И мы согласились. Денег, которые на строительство собрали, как раз хватило на первый взнос, остальное выплатили постепенно.
Кстати, когда мы этот ДК выкупили, вдруг письмо пришло из области, из отдела по делам религий, мол, «продажа Дома культуры Свято-Троицкой общине нецелесообразна». А уже поздно, мы уже всё выкупили. Ещё пришлось со скандалом снести стоявший у входа памятник Ленину. После чего мне хорошо досталось в отделе по делам религий.
И получилось, что этот ДК очень удачно, просто идеально под храм подошёл. Как специально и строился. Потом иногородние гости спрашивали: «Это что, старинный храм у вас?» А один прораб рассказал, что при строительстве этого ДК в начале 60-х приходила какая-то бабушка и всё говорила: «От церква буде хороша!» И надо же!
— Ремонт быстро сделали?
— Энергии у нас было много, и храм из ДК мы сделали за год. И переделали его довольно-таки удачно. У нас и иконостас интересный, и живопись, выполненная замечательным художником Михаилом Москвитиным — в академическом стиле, чтобы выглядело в едином стиле с архитектурой самого храма. Правда, здание было аварийное, так что его пришлось серьёзно приводить в порядок. Но ничего, находились деньги! Люди сбрасывались, активно помогали.
Община у нас в этом смысле по сей день активная: надо что-то — собрали средства и купили. Вот недавно потребовалось тестомес приобрести для просфорни, а он недешёвый, около 15 тысяч гривен стоит, так мы за неделю собрали и купили.
Избегаем просить деньги у спонсоров, чтобы потом спонсоры не просили нас поддержать их на выборах. Всё содержит община.
— Как у вас появились первые прихожане?
— Абсолютно неожиданно. Был среди них, например, автор статьи в газету «Трудовая слава», написавший о том, что в Доме культуры ни в коем случае не должно быть храма. А потом стал прихожанином нашим, мы же его потом и отпевали. А один из его сыновей стал священником.
Ну, и приход мы открывали не на пустом месте. Та, первая, община — те самые прихожане, которые молились в земляночке на окраине. Я о ней говорил.
Кстати, много грубых людей среди них тогда было. И я у владыки спросил, что с этим делать. А он говорит: «Скандальных выгони. Не выгонишь — ничего не получится». Я послушался и так и поступил. Матушке, помню, говорю: «Хор разогнал». А она: «Что же делать? Пост, служба сложная…» Я отвечаю: «Что не знаем — прочитаем, что-то вместе споём».
И ничего страшного, через время у нас один хор появляется, потом другой. Всё решается, главное — удалить тех людей, которые разваливают общину.
— В каком смысле удалить? Неужели выгнать?
— Нет, в храм они ходить не перестали, но всех конфликтных я и с подсвечников убрал, и из хора, и из иконной лавки. Вместо них поставил новых. Костяк общины сформировали люди, которых прислал Господь.
Была у нас Наталья Александровна, рентгенолог. Обо всех беспокоилась. Сделала нам медицинский кабинет, по сей день у нас всё есть для оказания первой медицинской помощи. Так вот, однажды слышу, как кто-то плачет. Подхожу, спрашиваю, что случилось. Женщина всхлипывает, говорит: «У меня собачка умерла». А Наташа ей: «Пусть Господь вас утешит в ваших скорбях!» И смотрю, она вместе с той женщиной плачет. Ставят вдвоём свечи на подсвечник и плачут по собачке. Думаю, Господь не разгневается за эти свечки…
Многие бы не поняли, зачем так рыдать из-за собачки, но я считаю правильным, что ту горюющую женщину поняли и плакали вместе с ней. Наташа проявила высший пилотаж милосердия. Вот таких людей я и собрал.
— Обижаются часто на вас?
— Обижались. Но те, кого я отстранил, почти не причащались. Зато потом успокоились и взялись за себя. Со временем стали каждое воскресенье причащаться и изменились, да так, что почти сияли.
— Где был ваш самый первый приход? Где вы учились формировать общину?
— Это и есть мой первый приход, на нём я и учился. А приход на мне. На языке священника это называется «целина» — когда поднимаешь приход с нуля. Я был молодой священник, 33 года. Опыта взаимодействия с людьми на приходе у меня толком не было, и как общаться с ними, я не знал. В общем, ошибки я делал.
— Какие?
— Находился в состоянии неофитства, был радикалом, а в результате — обидчивость и грубость с моей стороны… Слава Богу, вышел из этого состояния, нервные клетки поумирали, остались только спокойные.
Например, это я уже сейчас понимаю, что пожилые люди — как младенцы. Их не надо ругать. Обними эту бабушку, и она успокоится, как ребёнок.
Советы давал, а сейчас вообще не даю, потому что человек должен решать сам, как ему поступить. Он отвечает за свою жизнь. Да и кто я такой, чтобы советы давать.
Или, например, когда на службе галдёж поднимался, я службу демонстративно останавливал. А сейчас после службы просто говорю: «Вы сделали одно дело очень неправильно. Зачем вы ходите по всему храму перед Причастием, вместо того чтобы выстроиться перед солеёй?»
Однажды я попросил снять службу на камеру, и там видно, что частенько лица прихожан сосредоточены не на службе. Показывал я как-то своим прихожанам такое видео: тут «Милость мира», а в этот момент ребёнку конфетку дают, свечки поправляют… Они сами увидели этот ужас и воскликнули: «Надо что-то же с этим делать!»
И вообще, не нужно «затюкивать» прихожан, держать в страхе и ужасе. Когда потом половина прихода держит «ум свой во аде»: «Мы недостойные, мы многогрешные, несмиренные, грешим самомнением и мшелоимством… и безгодно спали…». Так мы получим плачевный результат — у нас будут просто больные на голову прихожане. И сами вместе с ними сойдём с ума.
Апостол Павел говорит нам, что мы святые и избранные, а мы ему: «Нет!» Апостол нам: «Радуйтесь!», а мы: «То тогда было, а сейчас не время радоваться, мы грешные и кругом враги искушают. Не время улыбаться!»
Так кто же в такую Церковь пойдёт? Читаем Деяния апостолов, послания апостолов, и там абсолютно другая жизнь у христиан. И поэтому нам, священникам, нужно научиться говорить языком апостолов, человеческим языком.
— Чем отличаются прихожане в 90-е и сейчас?
— Тогда были более ревностные. Ходили в Церковь, когда было нельзя, в 70-80-е, когда за веру могли и на работе наказать или выгнать. Так что это были закалённые в вере люди.
А вот следующее поколение прихожан 90-х — это бывшие строители коммунизма, у них есть тоска по Советскому Союзу. И они вместо того, чтобы себя переделать и в своём сердце строить Царство Небесное, строят неизвестно что — смесь православия и коммунизма. Мечтают о православном правителе, который построит «триединую русь», повыгоняет «всех врагов», чтобы «все боялись».
Православие бывает разным. Есть народное, политическое, государственное, национальное… А есть евангельское.
На моём приходе таких прихожан минимум — пара женщин. Но я знаю, что во многих епархиях люди нанимают автобусы и отправляются в паломнические туры в поисках благодати, храмов, где поминают патриарха Кирилла. В моём благочинии есть три прихода, где поминают патриарха и не признают Собор 27 мая. И что делать с ними, я не знаю. Я им говорю, что честнее было бы поменять вывеску и не прикрываться УПЦ.
В общем, это для меня сейчас самый тяжёлый вопрос.
— А другие какие тяжёлые вопросы?
— Тяжело постоянно быть на виду. Иногда хочется побыть в тишине. Но это не только моё желание — наверное, это желание любого человека. Спрятаться ненадолго. Но именно ненадолго.
— Каким должен быть батюшка, чтобы люди шли к нему на приход? Может, у него должно быть особое обаяние какое-то?
— Не надо никакого обаяния. Священник должен быть, как друг жениха: привёл ко Христу — и в сторону. Священник не должен закрывать собой Христа, в противном случае он может стать приходским антихристом.
Я ничем не отличаюсь от своих прихожан, просто мне Богом вверено совершать литургию, Преложение Святых Даров, а в остальном я такой же человек, как и мои святые и избранные прихожане (1 Пет. 2, 9).
Апостол Павел сказал: «Славьте Бога и делами вашими, и душами вашими». Мы можем и весь мир преобразить, и свой труд, и жизнь посвятить Богу и людям. А у Матфея: «Проповедуйте Евангелие всему творению». То есть относитесь ко всему миру по-христиански.
Нам, священникам, надо об этом говорить прихожанам: всё, что нас окружает, — это Ризы Господни, каждый из нас и окружающий мир, так что мы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу (Еф. 2, 19).
